К концу 80-х Эшби привёл себя в порядок, отказался от наркотиков и был в форме. «Знаешь, — рассказывал он продюсеру Лестеру Перски, — я потерял восемь лет жизни». За неполные пять лет па этапе монтажа у него отобрали подряд две картины — «В поисках выхода» и «Жену слаггера» (сценарий — Нил Саймон, продюсер — Рэй Старк). Говорят, что на просмотре Эшби показал 20-минутный черновой монтаж начала картины, почти без диалогов и «драгоценного» текста Саймона. Картину тут же забрали. Потом настал черёд «Восьми миллионов способов умереть», где режиссёр разругался с Тауном. Вспоминает Чак Малвехилл: «Только мы закончили картину, как они подогнали 5-тонный грузовик, в сопровождении двух громил зашли в монтажную и забрали картину. У кого отбираете, спрашивается — у лучшего монтажёра Голливуда! Причём третью подряд. Режиссёр начал было бороться, искать правду в Гильдии, а потом плюнул и перестал. Ему немного заплатили, он и послал их на несколько букв. Представить такое в 70-е просто немыслимо, он бы бился насмерть. Теперь кураж прошёл». Друзьям Хал сказал: «У меня опустились руки. Не могу с ними драться, это же ублюдки». Рассказывает Брюс Дерн, живший неподалёку от Эшби, вниз по берегу, друживший с режиссёром после картины «Возвращение домой»: «Хал говорил: «Всё могу понять, но отказать в праве монтировать, тем более то, что я сам и снял, это выше моего понимания». Думаю, тогда он и махнул на всё рукой и поплыл по течению. То, что с ним произошло, что он сам с собой сделал и то, к чему приложили руку другие, — самое непростительное и омерзительное, что я видел за 40 лет работы в кинобизнесе».
После многолетнего отсутствия Хал стал появляться на светских мероприятиях Голливуда. Носил двубортный голубой блейзер, словно посылая сообщение агентам и продюсерам: «Я — не наркоман, я надёжный, верьте мне». Начал поговаривать о возможном возвращении в профессию, обещал сделать что-нибудь фирменное в стиле «кино Хала Эшби» и даже прорабатывал несколько проектов. А как-то оказался у Битти и пожаловался, что за ногу его укусила какая-то мошка.
— Знаешь, на другой ноге то же самое, здорово мешает, — сказал он, показывая хозяину дома пятно, напоминавшее слегка посветлевший синяк.
— Не нравится мне цвет, похоже на флебит.
— Что за чертовщина?
— Что у Никсона было, тромб, блуждающий по венам. Надо показать тебя врачу.
Эшби терпеть не мог докторов и не придал опасениям Битти никакого значения. А через несколько дней позвонил Джерри Хеллману и поинтересовался, нельзя ли перенести обсуждение сценария из дома драматурга сюда, к нему. Ему явно нездоровилось. Вспоминает Хеллман: «Одна нога у него сильно распухла, стала иссиня-чёрной, страшно смотреть». Хеллман забеспокоился:
— Что случилось?
— Не знаю, забавно, правда? Ну и вид!
— Не то слово, страшно. Что врач говорит?
— Да не был я у врача… Знаешь, эта чертовщина передвигается с места на место.
— Что значит передвигается?
— На прошлой неделе нога была в порядке, зато рука раздулась.
Тем времени Битти навёл справки в больнице Джонса Хопкинса, где перед смертью проходил курс его отец. Диагноз не радовал — мигрирующий тромбофлебит, вызванный раком поджелудочной железы.
Вспоминает Битти: «Я страшно испугался. Сразу сделали компьютерную томографию, сравнили со снимками больницы Хопкинса и уже не сомневались, что опухоль злокачественная. Я предложил операцию, но убедить Хала не смог, и он вернулся в Лос-Анджелес. Прошло недель пять или шесть недель, наверное, критических, прежде чем мы с Джеком и Хаскеллом всё-таки уговорили его лечь на операцию. В полёте по пути в Балтимор его сопровождал Дастин Хоффман.
Во время операции была удалена часть печени и поджелудочной железы, проведена хемохирургия, но положительного результата добиться не удалось. Все, кроме самого Хала, понимали, что он умирает. Процедуры и больницу он ненавидел. Единственное, что им теперь воспринималось и имело значение, это нестерпимая боль, с которой не справлялись самые сильные дозы морфия. Начало ухудшаться зрение и глаза болели даже от слабого осеннего солнца, когда его вывозили в сад подышать свежим воздухом. А однажды он просто встал с постели и с капельницей вышел за ограду. Поселился в гостинице и позвонил Джеффу Бергу, объяснил, что операция стала заключительным актом в череде унижений, что уготовила ему судьба, и с мольбой в голосе упросил приехать и вызволить из чужого города. Берг связался с Бобом Дейли, одним из руководителем «Уорнер бразерс», организовал рейс самолёта компании в Балтимор и привёз режиссёра домой.