— Я чего пришёл-то! В нашей кладовке крысы выгрызли в стене такое отверстие, в которое без труда можно протащить мотоцикл, а если поднапрячься, то и бегемота протиснуть. Забравшись, таким образом, внутрь, они выпили весь запас праздничного спирта. Хорошо, что основной запас я надёжно закрыл.
— Крысы? — усомнился заика.
Психолог тоже не очень-то поверил сказанному наивным профессором. Пройдя в кладовку, он принюхался к воздуху и в его душу закрались сильные подозрения, переходящие в твёрдую уверенность насчёт виновности личного персонала медотсека, а не серых тварей. Он рассматривал следы от зубов на стене, которые очень смахивали на следы от режущего металлического инструмента.
— Неужели Гоблины орудуют? — сделал предположение профессор.
— Непохоже, — возразила медсестра, под одобрительное кивание сидящих над головами врачей разведчиков.
— Да уж! — согласно закивал головой заика. — Гоблины, при набеге, подбадривают себя громкими криками и улюлюканьем. К тому же, чтобы грызть железные переборки…
— Ты хочешь сказать, что орудовали настоящие мутанты? — испугался профессор.
— Ага — в белых халатах, — ехидно скривилась в подлой улыбке медсестра.
— Я даже предположить это боюсь! — вздрогнув, согласился с ней психолог. — Я, всё же, склонен к мысли о проделках своих сослуживцев.
Профессор задумался ещё сильнее и растерянно сказал:
— Да-а-а? А вот мне в стоматологии сказали, что на нас Гоблины бочку катят!
— Это тоже в переносном смысле? — ещё ехиднее скривилась медсестра.
— Да нет — с токсинами! Зелёными…
— Это наверное психологи, — засмеялась она.
Психолог посмотрел на неё исподлобья и немного подумав, сказал:
— А вот на Земле, в моей практике был случай, когда под видом медсестёр являлись воры и стали очищать закрома одиноких старушек от излишков наличности, а так же от обременительных драгоценностей.
— Почему это — обременительных? — опешил заика.
— Потому что драгоценный металл тяжёлый, а цветные камни сомнительного качества покоя не дают: то перепрячешь, с одного места на другое, то пересчитаешь — нет душевного покоя. Нет душевного равновесия. Но, ты меня не перебивай. Не исключено, что под эту дудку и настоящие эскулапы начали заглядываться на закрома, не только пенсионеров… Заявлений в отделениях полиции скопилось столько, что невозможно стало работать: ни правоохранительным органам, ни медперсоналу. Под девизом: «Не пускать посторонних в квартиру!», дошло до того, что голые задницы, для инъекций, выставляли прямо в распахнутые двери, ещё до приезда бригады скорой помощи.
— Ха-ха-ха! — заржал заика. — Я уже догадываюсь, какая волна преступлений прокатилась, в связи с этими событиями!
— Тьфу, ты, — брезгливо сплюнула медсестра.
Ржущий заика не согласился:
— Провожу промедикацию…
Быстро ретировавшись, разведчики пулей пронеслись по вентиляции, несмотря на то, что ползли.
— Ну всё — последний отсек проклятой больницы, — облегчённо вздохнул Алексей и вместе с ним облегчённо выдохнули остальные. Проводник выглянул из трубы и встретился взглядом с фельдшером, который втихаря что-то поедал. От неожиданности, врач только и смог, что сказать:
— Я тебя вижу!
— Я тебя тоже! Стой — не дрыгайся!
Рогатка взвизгнула мощной резиной и от удара по лбу гайкой под ключ ╧17, на лбу фельдшера вздулась шишка гораздо больших размеров, чем прилетевший объект. Он без сознания свалился на пол и оставалось его только связать. Когда пострадавший очнулся, от его харчей мало что осталось. Само по себе это подкосило и без того раненного эскулапа, но, когда на его глазах Гном употребил стакан казённого спирта, запив его порцией дармового кефира, разум врача совсем помутился.
— Пытки запрещены международной конвенцией! — кричал обездвиженный фельдшер.
— Твоя конвенция осталась далеко позади, вместе со своими решениями, — пояснил ему суть дела Проводник.
Это были только цветочки и когда на глазах несчастного стали кушать содержимое просроченной банки рыбных консервов, фельдшер уже не кричал, а орал благим матом:
— Сволочи! Изуверы!
Заткнулся он только после того, как Мио запихала ему в рот ложку сардин в масле, а ведь могла бы и промасленный кляп вставить…