Бесплатных пирожных не бывает!

«Иван? Он или не он подходил к Лебедеву в аэропорту? – гадал Гуров, выйдя на улицу. – Возможно, Иван пытался следить за мной в такси, тогда есть основания предполагать, что именно человек, назвавшийся Иваном, прилетел вместе с Лебедевым, желая получить гонорар, не исключено, что он и есть тот самый убийца-профессионал». Гуров не замечал, что мысленно выстраивает свои версии в форме предположения.

«А в принципе я сегодня поработал неплохо, – похвалил себя Гуров, усаживаясь за руль своего „жигуленка“. – Хотя и неизвестно, к чему может привести мой демарш, надо бы поберечься».

– Деньги, сука! – Иван чуть было не ударил кулаком по столу, но сдержался.

А Лебедев уже решил сберкнижку не отдавать, сначала надо обдумать, нужен ему сейчас этот человек или нет, ведь, получив деньги, Иван может исчезнуть.

– Где же я возьму? – Юрий Петрович развел руками: – Надо ехать, а ты сам видишь.

– Ты же видишь, что он один! – Иван налил себе коньяку, но пить не стал, фужер отставил. – Берем тачку, и поехали. Что, мы от него не оторвемся? Да и не станет он сейчас за нами цепляться. Поехали.

– Хочешь, чтобы я тебя к кассе привел? – задумчиво сказал Лебедев. – Не держи меня за придурка, Иван.

– Если мы не будем друг другу доверять…

– Тебе довериться – до вечера не дожить, – перебил Лебедев. – Я напишу генералу обстоятельную бумагу, отнесу на Петровку, дня два выждем, потом решим.

– Фраер! – процедил Иван. – У тебя мозги, а у сыскарей только фуражка? Что ты невиновным-то прикидываешься, они что, в это поверят? А если иначе рассудят? Раз пишешь, значит, боишься, и через два дня ты под таким колпаком окажешься, что не продохнуть. Через тебя они на меня выйдут. А ты слышал, как его мой пистолетик интересует? Ничего ты писать не будешь, с этим голубоглазым умником следует решить иначе.

Глава 4

Около десяти вечера Иван сидел в своем номере перед телевизором. Шла передача «Прожектор перестройки». Он выключил звук, и люди, горячо обсуждавшие свои проблемы, Ивану не мешали.

«Главное, не суетиться, не спешить, – рассуждал Иван. – Сыскарь видел меня и, конечно, „сфотографировал“. Смотаться, бросив Лебедева с деньгами, неразумно и опасно. Да и жить не на что. Если старика прижмут, он, конечно, расколется, они нарисуют мой портрет, объявят розыск. С них станет, они труженики великие, обойдут все гостиницы, а тут меня опознают в момент. Значит, крышу в моем захолустье придется менять, строить все заново».

Иван уверенно заявил Лебедеву, что с голубоглазым умником надо решить иначе. «А как решить-то? Стрелять нельзя, сыщики сравнят пули, установят, что стреляли из одного и того же пистолета, старика возьмут в такой оборот, что он от страха, спасая свою шкуру, рассыплется до основания. За своего весь МУР рогами упрется, они есть и спать перестанут, пока меня не разыщут. Стрелять – это спустить на свой след стаю взбесившихся псов. Стрелять нельзя, обезвредить необходимо. А как? У него машина, дороги сейчас плохие, что, если на загородном шоссе на скорости откажут тормоза? Вряд ли у него гараж, небось тачка у его дома стоит, адрес известен, работы на несколько минут. Как выманить из города? С кем он живет? Сучку утащить, кобель рванется. Сложно. Нужны люди, время и деньги.

Деньги. Сколько у старика в загашнике? „Лимон“, два? Не меньше. Гад ползучий! И он, сука, не понимает, что, когда дом горит, спасаться надо. Если он на скамью подсудимых попадет, из зоны не выйдет. Двести-триста штук сыщику сунуть, пасть разинет, не удержится. Не берет тот, кому мало дают. Положить на стол мешок денег, сказать, мол, забери, исчезни, мы в жизни в глаза друг друга не видели. Возьмет, куда он денется. Только следует его в такое место завести, что, если он умом двинется и на забор полезет, железкой по черепку шарахнуть, в глотку спиртного заправить и усадить в машину. А с водкой – мыслишка неплохая. По сегодняшнему дню пьяный что прокаженный, не отмоется; и за руку с ним никто из властей не поздоровается, и слушать никто не станет. В общем, так или иначе, а с ним надо законтачить. Только не мне, а старику, им есть что вспомнить. Я до времени должен притаиться».

Иван так увлекся прожектами, что не заметил, как «Прожектор перестройки» кончился, на экране дрались какие-то люди. Один мужик упал, другой вскочил в машину и дал деру, а упавший приподнялся, вытащил из кармана пистолет и начал вслед машине стрелять.

«Мент, наверное, – подумал Иван. – Они даже в кино стрелять не умеют. И чего он поначалу руками-то размахивал, забыл, что у него пушка в кармане?» Он приподнялся в кресле, хотел включить звук, когда в дверь постучали.

– Входите! – крикнул он и, услышав, что дверь открылась, спросил: – Анюта, ты? Заходь, чайку организуй!

– Я хоть и не Анюта, но от чая не откажусь, – из маленькой прихожей в гостиную шагнул Гуров. – Красиво живете, Иван Николаевич, – он снял плащ, прошел в номер, огляделся.