— Может, все-таки переночуешь у нас, стрелок? Солнце клонится уже к горизонту, а я готова поклясться, что ты со своими людьми давно уже не ночевал под крышей.
— Да, ты права, но мы все же пойдем. Спасибо, сай.
— Ты вернешься, стрелок, если сможешь?
— Да, — заверил ее Роланд, но Эдди не нужно было и смотреть в лицо друга, чтобы понять: они никогда не вернутся сюда. Никогда. — Если сможем.
— Хорошо. — Она в последний раз обняла его и отошла, опираясь рукой о загорелое плечо Си. — Прощай.
Тетушка Талита подошла последней. Когда она стала опускаться перед ним на колени, Роланд удержал ее за плечи.
— Нет, сай. Не надо. — И на глазах изумленного Эдди он сам встал перед ней на колени на пыльную мостовую. — Благослови меня, Древняя Матерь. Благослови нас всех, ибо мы отправляемся в долгий путь.
— Да. — В ее голосе не было удивления, в глазах не было слез, но все равно ее голос дрожал от избытка чувств. — Я вижу, ты искренен сердцем, стрелок. Я вижу, ты не забыл древних законов, и ты достойный сын своего отца. Благословляю тебя и твоих людей. Я буду молиться за вас, чтобы все напасти обошли вас стороной. А теперь, если хочешь, возьми вот это. — Сунув руку за ворот поблекшего платья, она достала серебряный крест на серебряной же цепочке тончайшей работы. Сняв распятие, она протянула его Роланду.
Теперь пришла его очередь удивляться.
— Может, не надо? Я пришел сюда не для того, чтобы забрать принадлежащее вам по праву, Древняя Матерь.
— Надо, стрелок. Бери. Сто лет я носила его на груди, не снимая ни днем, ни ночью. Теперь носи ты. Возьми его к Темной Башне, и положи у ее подножия, и назови имя Талиты Анвин там, в самом дальнем краю земли. — Она надела цепочку с распятием ему на шею. Крест лег Роланду на грудь под открытым воротом рубахи из грубой оленьей кожи, как будто он был там всегда. — Теперь ступайте. Мы отобедали вместе, хорошо поговорили, мы получили благословение твое, а ты — наше. Идите назначенной вам дорогой, и пусть вас минуют все беды и горести. Встань, стрелок, и будь честен. — Голос ее задрожал и сорвался на последнем слове.
Роланд поднялся с колен, потом поклонился старухе и трижды коснулся ладонью шеи.
— Благодарю тебя, сай.
Она поклонилась в ответ, но не сказала ни слова. Теперь по щекам у нее текли слезы.
— Вы готовы? — спросил Роланд.
Эдди молча кивнул, не рискуя заговорить.
— Хорошо, — сказал Роланд. — Идемте.
Они зашагали по развороченной главной улице городка. Теперь коляску Сюзанны толкал Джейк. Проходя мимо последнего дома (ТОРГ И МЕН, — сообщала поблекшая вывеска на фасаде), он оглянулся. Старики так и стояли на площади, сгрудившись у столбового камня, — островок человечности, затерянный посреди безбрежной пустынной равнины. Джейк поднял руку и помахал им на прощание. До этого момента он еще как-то крепился, но когда кое-кто из стариков начал махать в ответ — и среди них Си, Билл и Тилл, — он не выдержал и расплакался.
Эдди приобнял его за плечи.
— Главное, не останавливайся, дружище, — сказал он нетвердым голосом. — Это единственный способ, иначе вообще невозможно уйти.
— Они все такие
— Это
— Правда? Тогда это нечестное
— Да, это все тяжело, — согласился Эдди, продолжая идти вперед. Джейк тоже пошел, больше уже не оглядываясь назад. Он боялся, что снова увидит стариков… как они стоят на центральной площади своего Богом забытого городка и смотрят вслед Роланду и его друзьям и еще долго будут смотреть, пока путники не скроются из виду.
И так оно все и было.
14
Они прошагали миль семь, не больше, когда небо начало темнеть, а заходящее солнце окрасило горизонт с западной стороны в ярко-оранжевый цвет. Неподалеку раскинулась роща эвкалиптовых деревьев — Джейк и Эдди пошли туда за дровами.
— И все-таки я не пойму, почему мы сегодня у них не остались, — рассуждал Джейк вслух. — Слепая женщина нас приглашала, к тому же мы все равно далеко не ушли. Я так там объелся, что до сих пор еще еле иду.
Эдди улыбнулся.
— Я тоже. И знаешь, что я тебе скажу? Твой добрый друг Эдди Кантор Дин уже предвкушает, как с утречка завтра он первым делом надолго засядет под кустик, дабы спокойно просраться в тиши и покое. Ты даже представить себе не можешь, как мне обрыдло все время жрать оленину и высирать потом жалкие кроличьи шарики. Если бы кто-то сказал мне еще год назад, что для меня главным событием дня станет хорошее извержение дерьма, я бы в рожу ему рассмеялся.
— А второе ваше имя действительно Кантор?
— Да, но я был бы очень тебе признателен, если бы ты не особенно распространялся на эту тему.
— Не буду. Но, Эдди… почему мы
Эдди вздохнул.
— Потому что сначала им бы понадобились дрова.
— Чего?