Сначала Джейк ничего не увидел. Было слишком темно. Слева вздымалась гора огромных медных чайников, справа — каких-то стальных штуковин, напоминающих акваланги. Джейку показалось, что достаточно просто дунуть посильнее, чтобы все это лавиной обрушилось вниз. Он утер лоб ладонью, убирая с глаз волосы, и постарался не думать о том, какой у него будет вид, если рухнет вся эта громада общим весом, наверное, тонн в шестнадцать. Прищурившись, он посмотрел вперед — туда, куда указывал ему Гашер. Да, теперь он разглядел — но с большим трудом — две тонюсенькие серебристые ниточки, похожие на струны от гитары или банджо. Они опускались с обеих сторон прохода, пересекаясь на высоте фута в два над землей.
— Ползи под ними, сердце мое. И будь осторожен: если ты их заденешь, половина всего цемента и стали в этом чертовом городе рухнет на золотую твою головку. И на мою башку тоже, хотя я сомневаюсь, что тебя это очень волнует, правда? Давай ползи!
Джейк сбросил с плеч ранец и пополз вперед, толкая ранец перед собой. Проползая под тонкими, туго натянутыми проводами, он вдруг обнаружил, что ему все-таки хочется еще немного пожить на свете. Он почти физически ощущал все эти тонны тщательно уравновешенного хлама, который только и ждет, чтобы обрушиться на него.
— Осторожно, болван! — Гашер едва ли не застонал. — Осторожно, кому говорю!
Мальчик пролез под перекрещивающимися проводами, отталкиваясь от земли ступнями и локтями. Слипшиеся от пота волосы опять упали ему на глаза, закрывая обзор, но Джейк не осмелился их убрать.
— Наконец-то, — проворчал Гашер и сам проскользнул под проводами с небрежной легкостью, свидетельствующей о долговременной практике. Встав на ноги, он ловко выхватил у Джейка ранец, пока тот не успел нацепить его снова. — А что у нас здесь, приятель? — спросил он, расстегивая ремешки и заглядывая с любопытством внутрь. — Может, какие подарки для старого друга? Гашер, знаешь ли, любит подарочки, ой как любит!
— Ничего там нет, кроме…
Кулак Гашера просвистел в воздухе, и голова Джейка откинулась назад. Удар снова пришелся по носу. Из носа брызнула свежая струйка крови.
— За что? — вскрикнул Джейк, дрожа от ярости и унижения.
— За то, что ты много болтаешь. У меня есть глаза, я могу сам посмотреть, без твоих дурацких замечаний! — завопил Гашер и отшвырнул ранец в сторону. Он уставился на мальчика в упор, обнажив оставшиеся еще зубы в угрожающей, страшной усмешке. — И за то еще, зайчик мой, что из-за тебя нас тут чуть не накрыло! — Помолчав, он добавил уже поспокойнее: — И потому, что мне так захотелось, — признаюсь честно. Твоя дурацкая овечья рожа выводит меня из себя, так и хочется треснуть по ней со всей силы. — Улыбка его стала шире, отчего обнажились не только зубы, но и гноящиеся белесые десны. Зрелище, надо сказать, не особенно эстетическое. Джейк подумал, что он вряд ли бы что-нибудь потерял, если бы этого не увидел. Даже наоборот. — Если твой крутой друг доберется досюда, ему будет большой сюрприз, когда он наткнется на проволоку, как ты думаешь? — Гашер запрокинул голову, по-прежнему ухмыляясь. — Где-то там наверху должен быть целый автобус, если память мне не изменяет.
Джейк расплакался — усталые, безнадежные слезы потекли по щекам, оставляя влажные дорожки на грязном лице.
Гашер угрожающе занес ладонь.
— Давай двигай, приятель, пока я сам тут с тобой не расплакался… потому что твой добрый друг — чувак весьма сентиментальный, честное слово, и когда он начинает скорбеть и печалиться, его только одно может развеселить: дать кому-нибудь в рожу, вот так-то.
Они побежали. Гашер словно бы наугад выбирал тропинки, уводящие все дальше и дальше в этот скрипучий душный лабиринт. Джейка он направлял по-прежнему ударами по лопаткам. На каком-то этапе «включились» барабаны. Звук, казалось, идет отовсюду и ниоткуда. Для Джейка это явилось той самой соломинкой, что переломила верблюду хребет. Оставив всякую надежду, он перестал даже думать и с головой погрузился в кошмар.
17
Роланд остановился перед баррикадой, которая загромоздила улицу сверху донизу и от края до края. В отличие от Джейка он даже не надеялся, что с той ее стороны будет открытое пространство. Здания к востоку отсюда наверняка охраняются часовыми, как укрепленные острова в море мусора, хлама и металлолома… и там, конечно, полно ловушек. Часть предметов, образующих баррикаду, скопились, наверное, сами по себе за последние лет пятьсот — семьсот или, может быть, даже тысячу, однако Роланд решил, что в основном все это притащили сюда седые. Восточная оконечность Лада превратилась, по сути, в их крепость, и Роланд стоял теперь у ее внешней стены.