Бесплодные земли

Отблеск ясного майского солнца сверкнул на фирменном значке «кадиллака». Джейк знал, что это седан «де вилль» 1976 года. Шесть секунд. «Кадиллак» несся вперед. Сейчас для машин должен зажечься красный, и толстый мужик в «де вилле» — в синей шляпе с пером за лентой — собирался проскочить, чтобы не ждать потом на перекрестке. Три секунды. За спиной Джейка человек в черном рванулся вперед. В радиоприемнике молодого чикано кончилась композиция «Я люблю, крошка, любить тебя» и началась «Доктор Любовь».

Две секунды.

«Кадиллак» перестроился в крайнюю правую полосу — ближнюю к тротуару — и устремился на всех парах к переходу, скалясь убийственной усмешкой.

Одна секунда.

У Джейка перехватило дыхание.

Сейчас.

— Ой! — сумел только выкрикнуть Джейк, когда сильные руки ударили его в спину, толкая… толкая на улицу, под машину… выталкивая из жизни…

За одним небольшим исключением — не было никаких рук.

Но Джейк все равно пошатнулся и стал падать вперед, судорожно размахивая руками. Губы сложились в черный ноль страха. Парень-чикано резко подался вперед, схватил Джейка за руку и дернул его назад.

— Осторожнее, маленький герой, — сказал он. — А то размажет тебя по дороге на полквартала.

«Кадиллак» пролетел мимо. Джейк еще мельком увидел водителя — толстого дядьку в синей шляпе, — а потом его и след простыл.

И вот тогда оно и случилось: его как будто разорвало надвое, и стало два Джейка. Один лежал на проезжей части и умирал. Второй стоял на углу, в тупом потрясении глядя на светофор, где СТОИТЕ переключилось опять на ИДИТЕ, и поток пешеходов устремился по переходу как ни в чем не бывало… как будто вообще ничего не случилось… И действительно ничего не случилось.

Я жив! — ликовала одна половина его сознания.

Нет, я умер! — возражала другая. — Меня сбила машина. Они все столпились вокруг меня, а человек в черном, который меня толкнул, говорит: «Пропустите меня, я священник».

Тошнотворной волной накатила слабость, превращая его сознание в колышущийся раскрытый парашют. Проходя мимо толстой женщины, Джейк тайком заглянул к ней в пакет — на него смотрели ясные голубые глаза большой куклы, запеленутой в красное полотенце, — точно как он предвидел. Женщина проплыла мимо. Чернокожий торговец не кричал: «Господи, да его же убило!» — а продолжал заниматься своей тележкой, беззаботно насвистывая песенку Донны Саммер, которая только что прозвучала по радио у парнишки-чикано.

Джейк оглянулся, лихорадочно высматривая в толпе священника, который не был священником. Его там не оказалось.

Джейк застонал.

Перестань! Что с тобой происходит?

Джейк не знал. Знал он только одно: сейчас он должен лежать на проезжей части и умирать, пока толстая тетка кричит, мужчина в сером костюме блюет на свои ботинки, а человек в черном протискивается сквозь толпу.

И для одной половины его сознания так оно все и было.

Опять накатила слабость. Джейк бросил пакет с завтраком на тротуар и как можно сильнее ударил себя по лицу. Какая-то женщина, проходящая мимо, как-то странно на него посмотрела. Джейк, однако, не обратил на нее внимания. Оставив свой завтрак лежать на асфальте, он шагнул на переход, не замечая надписи СТОИТЕ, которая вновь начала мигать на светофоре. Но это уже не имело значения. Смерть подступила к нему совсем близко… и прошла мимо, даже не оглянувшись. Так не должно было случиться — и на каком-то глубинном уровне своего сознания Джейк понимал это, — но так оно все и было.

Быть может, теперь он уже никогда не умрет. Будет жить вечно.

От этой мысли ему опять захотелось кричать.

6