Бесплодные земли

— Тебе нужно было рассвирепеть и показать зубы, — продолжал Роланд все тем же бесстрастным тоном. — Если бы этого не случилось, ты бы точно промазала, действуя рукой и револьвером вместо глаза, рассудка и сердца. Разве это обман? Разве в высокомерии дело? Думаю, нет. По-моему, Сюзанна, из нас двоих этого высокомерия больше в тебе. По-моему, это ты, а не я, больше склонна к обману и всяким вывертам. И меня это не задевает. Даже наоборот. Стрелок без зубов — не стрелок.

— Черт возьми, никакой я не стрелок!

Он пропустил ее реплику мимо ушей; он мог позволить себе эту роскошь. Если она — не стрелок, то он тогда — козлик.

— Если бы мы тут в игрушки играли, я бы и вел себя соответственно. Но мы не играем. Мы…

Он поднес левую руку к виску и на мгновение умолк. Она заметила, что кончики пальцев его дрожат.

— Роланд, с тобой все в порядке?

Он медленно опустил руку, поставил барабан на место и вложил револьвер обратно в ее кобуру.

— Да, все нормально.

— Нет, не нормально. Я не раз уже замечала. И Эдди тоже. Все началось почти сразу же, как только мы свернули с пляжа. Что-то с тобой не так. И по-моему, это прогрессирует.

— Все со мной так.

Она протянула руку и прикоснулась к его руке. Ее гнев остыл, по крайней мере пока. С серьезным видом она заглянула ему в глаза.

— Мы с Эдди… это не наш мир, Роланд. Без тебя мы здесь погибнем. У нас есть твои револьверы, и мы теперь умеем хорошо стрелять, ты нас научил, но мы все равно здесь погибнем. Ты… ты нам нужен. Так что скажи мне, пожалуйста, что не так. Позволь нам попытаться помочь тебе.

Роланд был не из тех людей, которые способны понять себя до конца, впрочем, он никогда к этому и не стремился; ему было чуждо само определение самосознания (не говоря уже о самоанализе). Его путь — путь действия: быстро свериться со своими инстинктами, механизм которых оставался всегда для него загадкой, и, как говорится, полный вперед. Из всех троих он был наиболее безупречно «устроен», человек, чья глубинная романтическая сердцевина скрывалась под незатейливой упаковкой инстинкта и прагматизма. Вот и сейчас он на мгновение заглянул в себя, прислушался к своему инстинкту и решил рассказать ей все. Да, с ним творилось неладное. В самом деле. Что-то было не так с его рассудком. Что-то столь же простое, как и его бесхитростная натура, и столь же странное, как и жуткая жизнь скитальца, которую он вынужден был вести из-за этой своей натуры.

Он открыл было рот, собираясь произнести: «Я скажу тебе, что не так, Сюзанна. В трех словах. Я схожу с ума», — но тут со скрежещущим треском в лесу повалилось еще одно дерево. На этот раз ближе к поляне, и теперь Роланд с Сюзанной не были заняты поединком двух воль, замаскированным под урок стрельбы. Они оба услышали треск падающего ствола, хриплые крики ворон, и оба отметили про себя то, что дерево упало совсем близко от их лагеря.

Сюзанна бросила взгляд в направлении звука.

— Эдди! — проговорила она, уставившись на стрелка широко распахнутыми испуганными глазами.

И тут вдруг из гущи леса донесся вопль — громогласный крик ярости. Упало еще одно дерево, потом еще. Шум поднялся такой, как будто там стреляли из миномета. Сухой лес, — сказал себе Роланд. — Мертвые деревья.

— Эдди! — на этот раз она закричала. — Я не знаю, что это, но оно рядом с Эдди! — Сюзанна схватилась руками за колеса своей коляски и принялась ее разворачивать, тяжело преодолевая сопротивление почвы.

— Нет времени. — Роланд подхватил ее под мышки и поднял с коляски. Ему и раньше неоднократно приходилось тащить ее на себе — и ему, и Эдди — в тех местах, где нельзя было проехать на инвалидной коляске, но она все равно поразилась, в который раз, его сверхъестественной быстроте. Вот она сидит у себя в коляске, заказанной в конце 1962-го в лучшей нью-йоркской ортопедической клинике, а буквально через секунду уже восседает на шее Роланда, точно этакая деваха на стадионе, подающая сигнал к овациям, сжимая крепкими бедрами его шею, а он, сцепив руки в замок, поддерживает ее за поясницу. Он побежал, шурша подошвами по усыпанной хвоей земле, прямо по колее, прочерченной шинами ее коляски.

— Одетта! — В минуту стресса Роланд, сам того не сознавая, обратился к ней по имени, под которым впервые узнал ее. — Только не вырони револьвер! Во имя отца своего!

Теперь он мчался, лавируя среди деревьев. Паутина теней и пятна солнечного света сменялись у них на лицах в подвижной мозаике. Дорога шла под гору. Сюзанна левой рукой отбивалась от ветвей, норовящих спихнуть ее с плеч Роланда, а правую держала на рукояти древнего револьвера.