— Стреляй, Сюзанна! Стреляй ему прямо в зад! А когда он повернется, целься в такую штуку у него на голове! Она похожа…
Медведище вновь завопил. Он прекратил колошматить по дереву и опять взялся его трясти. Теперь верхушка ствола отзывалась ему нехорошим зловещим треском.
Когда рев чудовища чуть поутих, Роланд прокричал:
— Похожа на шляпу! Маленькую такую стальную шляпу! стреляй прямо в нее, Сюзанна! Только, пожалуйста, не промахнись!
Внезапно ее обуял неизбывный ужас… и к нему примешалось еще одно чувство, которого она меньше всего ожидала: ощущение сокрушительного одиночества.
— Нет! Я промахнусь! Стреляй лучше ты, Роланд! — Она выхватила револьвер у себя из кобуры, намереваясь отдать его Роланду.
— Я не могу! — крикнул он. — У меня не тот угол прицела! Придется, Сюзанна, стрелять тебе! Вот тебе — настоящее испытание, и лучше тебе его выдержать с честью!
— Роланд…
— Сейчас он отломит верхушку! — взревел стрелок. — Ты что, не видишь?!
Сюзанна уставилась на револьвер у себя в руке, потом бросила сумрачный взгляд через поляну — на исполинского медведя, едва видимого в клубах хвойных иголок. Подняла глаза. Эдди качался туда-сюда, как метроном. Скорее всего, у него был с собою второй револьвер Роланда, но Эдди не мог им воспользоваться, иначе он просто свалился бы с ветки, как перезрелая груша. Да и вряд ли бы он попал в цель.
Она подняла револьвер. Внутри все скрутило от страха.
— Держи меня крепко, Роланд. Если ты меня не удержишь…
— Обо мне не беспокойся!
Она дважды нажала на спусковой крючок, кладя выстрелы так, как научил ее Роланд. Их оглушительный грохот врезался в треск раскачиваемого ствола, точно два четких удара хлыста. Две пули вошли в левую ягодицу зверюги, меньше чем в двух дюймах друг от друга.
Медведь завопил, в его вопле смешались боль, изумление и ярость. Из-под плотной завесы ветвей и иголок вынырнула здоровенная лапа, шлепнула по больному месту, потом оторвалась, вся в алой влаге, и снова исчезла из виду. Сюзанна представила, как под завесой ветвей чудище изучает свою окровавленную ладонь. Потом ветви вдруг зашелестели и зашуршали — это громадный медведь развернулся кругом, одновременно опускаясь на все четыре лапы, чтобы броситься на новоявленного врага с максимальной скоростью. Сюзанна увидела его морду, и сердце ее упало. Вся ряха в пене; глазищи горят как лампы. Косматая голова наклонилась налево… потом направо… и встала по центру, нацелившись на Роланда, который стоял, широко расставив ноги и крепко держа Сюзанну Дин у себя на плечах.
С оглушительным ревом медведь рванулся в атаку.
Медведь могучим прыжком бросился прямо на них… как взбесившийся фабричный агрегат, покрытый ради смеха поеденным молью ковром.
Она увидела эту штуку… но на ее взгляд на шляпу она была не похожа. Скорее — на радар-отражатель, уменьшенную версию тех тарелок, какие показывают в новостях в сюжетах о том, как доблестные американские парни на «Дью лайн» несут свою службу, дабы простые граждане могли спать спокойно и не бояться русских ядерных ракет. «Радар» был больше размером, чем камни, по которым она стреляла сегодня, но и расстояние до цели было гораздо дальше. Пятна тени и света пестрели повсюду, сбивая в прицела.
Я не сумею!
Я промахнусь! Я знаю, что промахнусь!
— Стреляй! — выкрикнул Роланд. — Стреляй, Сюзанна!
Она еще не успела взвести курок, но уже знала, что пуля вонзится в цель, направленная ничем иным, как отчаянным ее желанием попасть. Страх отступил. Осталась только холодная отстраненность и еще время подумать:
— Я убиваю сердцем, мудила, — сказала она, и в руке у нее громыхнул Роландов револьвер.
Серебристая штуковина вращалась на стальном стержне, всаженном в череп медведя. Пуля Сюзанны ударила прямо по центру радара, и он разлетелся сотней сверкающих на солнце осколков. Сам стержень исчез в неожиданной вспышке синего пламени, которое прошло по нему до самого гнездовища и на мгновение словно бы обхватило по бокам медвежью морду.
Тот пронзительно взвыл от боли и поднялся на задние лапы, судорожно молотя передними в воздухе. Потом закружился на месте, махая передними лапами, словно стремясь взлететь. Пасть широко распахнулась но на этот раз из его глотки вырвался не могучий рев, а жуткая трель, больше похожая на завывание сирены воздушной тревоги.