Бесплодные земли

— Мне так велел внутренний голос, — ответил Роланд. — Голос моего отца; всех отцов. Когда этот голос звучит в тебе, не повиноваться ему… и немедленно… просто немыслимо. Так меня учили. Но — зачем, я сказать не могу… по крайней мере, сейчас. Я знаю только, что кость сказала последнее свое слово. Все это время я носил ее с собой, чтобы услышать его.

«Или увидеть, — поправил про себя Эдди. И снова: Помни. Помни про розу. И форму ключа».

— Она нас едва не спалила! — в голосе Сюзанны смешались усталость и раздражение.

Роланд покачал головой.

— Мне кажется, она была вроде тех фейерверков, которые запускают вельможи на праздненствах в честь окончания года. Горит, шипит и пугает, но не представляет опасности.

Эдди вдруг пришла одна мысль.

— Слушай, Роланд, а это твое раздвоение сознания… оно не прошло? Когда кость взорвалась или когда там?

Он был почти что уверен, что так и было: во многих фильмах, которые он смотрел, подобная грубая шоковая терапия почти всегда приводила к положительному результату. Но Роланд лишь покачал головой.

Сюзанна заерзала в объятиях Эдди.

— Ты говорил, что чего-то начал понимать.

Роланд кивнул.

— Да, наверное. Если только я не ошибаюсь… Я тревожусь за Джейка. Где бы он ни был, когда бы он ни был, я боюсь за него.

— Что ты имеешь в виду? — не врубился Эдди.

Роланд встал, дотянулся до своей скатки шкурок и принялся их расстилать, готовя себе постель.

— Не многовато ли для одной ночи волнений и разговоров? Пора спать. Утром мы вернемся по следу медведя и поглядим, нет ли там Врат, которых его поставили охранять. А по дороге я вам расскажу все, что знаю и что, как мне кажется, произошло… и теперь еще происходит…

С тем он закутался в старое одеяло и недавно выделанную оленью шкуру, улегся подальше от костра и больше не проронил ни слова.

Эдди с Сюзанной легли вдвоем. Убедившись, что стрелок спит, они занялись любовью. Роланд, однако, не спал и все слышал, а когда все закончилось, слышал и их разговор вполголоса. В основном разговор был — о нем. Он еще долго лежал без сна и смотрел в темноту даже после того, как разговор их умолк, а дыхание их сравнялось в едином ритме.

«Хорошо быть молодым, — думал он. — И любить. Даже на этом погосте, в который теперь превратился их мир, быть молодым и любить — хорошо».

Наслаждайтесь, пока еще можно. Ибо смерть мы уже миновали и смерть еще ждет впереди. Мы вышли пока к ручью крови. Но он приведет нас к кровавой реке. А река — к океану. В этом мире могилы зияют и мертвые не обретают покоя!..

Когда восточное небо окрасилось дымкой рассвета, он закрыл наконец глаза. И заснул. И ему снился сон про Джейка.

19

Эдди тоже снился сон. Снилось ему, что но снова в Нью-Йорке. Идет по Второй-Авеню с книгой в руке.

Во сне весна была в самом разгаре. На улице тепло, весь город — в цвету… и тоска по родному дому вонзалась к него, как рыболовный крючок в живой рыбий рот, глубоко-глубоко. Наслаждайся чудесным сном, говорил он себе, и продли его, сколько сумеешь. Смакуй его, впитывай… потому что ближе, чем сейчас, к Нью-Йорку тебе уже не подойти. Ты никогда не вернешься домой, Эдди. Эта часть твоей жизни закончилась. Все.

Он поглядел на книгу у себя в руке и вовсе не удивился, обнаружив, что это «Ты никогда не вернешься домой» Томаса Вульфа. На темно красной обложке были выдавлены три фигуры: ключ, роза и дверь. Он на мгновение остановился, открыл книгу и прочел первую строчку. Человек в черном пытался укрыться в пустыне, писал Вульф, а стрелок преследовал его.

Захлопнув книгу, Эдди направился дальше. Было, наверное, около девяти утра. Ну, может быть, полдесятого. Движение на Второй-Авеню было пока еще скудным. Такси, бибикая, переезжали от перекрестка к перекрестку, и блики весеннего солнца отсвечивали от лобовых их стекол и ярко желтых кузовов. На углу Второй и Пятьдесят Второй какой-то бродяга попросил у него подаяния, и Эдди сунул ему книжку в темно красной обложке. Опять — безо всякого изумления он обнаружил, что бродяга этот никто иной, как Энрико Балазар. Он сидел по-турецки у входа в лавку волшебных товаров. «КАРТОЧНЫЙ ДОМ» оповещала вывеска в витрине, под которой стояла башня из карт Таро, увенчанная фигуркой Кинг-Конга. Из головы обезьяны торчал миниатюрный радар-отражатель.

Эдди прошел дальше, дорожные знаки лениво проплывали мимо. Эдди знал, куда держит путь. Понял, как только увидел его — маленький магазинчик на углу Второй и Сорок Шестой.

«Да, — сказал он себе. Волной накатило чувство несказанного облегчения. — Туда мне и надо. Именно туда». В витрине висели окорока и сыры. «ТОМ И ДЖЕРРИ. ДЕЛИКАТЕСЫ» сообщала вывеска. «СПЕЦИАЛИЗИРУЕМСЯ НА ЗАКАЗАХ К БАНКЕТАМ И ПРАЗДНИКАМ!»

Пока Эдди стоял, разглядывая витрину, из-за угла вырулил очередной знакомец. Джек Андолини собственной персоной в костюме-тройке цвета ванильного мороженого и с черной тросточкой в левой руке. Половина лица у него отсутствовала, ободранная клешнями омарообразных чудищ.

«Заходи, Эдди, — бросил Джек мимоходом. — Чего стоишь? В конце концов, есть и другие миры, и этот гребаный поезд идет через все».