Беспокойная юность

Но вскоре выяснилось, что в соседней деревне – ее было видно с шоссе – много больных беженцев и офицер просит, по распоряжению начальника штаба корпуса, отправить в деревню часть медицинского персонала, чтобы оказать им первую помощь.

Врач согласился. От обоза отделилось три повозки.

– Вы с нами, – сказала мне Леля. – Ваше прямое дело помогать беженцам. К вечеру догоним лазарет в Барановичах.

– Поедем.

Мы свернули на боковую дорогу. Госпитальный обоз тронулся дальше. Василь долго стоял на шоссе и смотрел нам вслед. Казалось, он раздумывает, не поехать ли с нами. Но потом он дернул вожжи, крикнул на лошадей, и фурманка тронулась по дороге на Барановичи.

В километре от шоссе мы увидели в кустах солдат с винтовками и пулеметом.

– Неужели немцы так близко? – испуганно спросила пожилая сестра в золотых очках. – Спросите их, пожалуйста.

Я подъехал к солдатам.

– Проезжайте! – ответил мне солдат с ефрейторскими нашивками и даже не взглянул на меня. – Вам разрешается. А вообще, не велено ни с кем разговаривать. И останавливаться никому тут не велено.

Мы проехали. Видна была уже околица. Пошел дождь. Нищая деревня была похожа отсюда на расползшуюся кучу навоза.

– Похоже, что ждут немцев, – сказал я Леле.

Я посмотрел на запад, откуда могли появиться немцы, и увидел на пажити, уходившей вниз, к оврагу, сторожевое охранение. Солдаты сидели и лежали длинной цепью, но довольно далеко друг от друга. Ну, так и есть!

– Да то не от немцев, – сказал санитар-возница. – То щось другое. Вон, глядите сюда!

Он показал на восток. Там тоже виднелись солдаты.

– Все село оцеплено! – сказал встревоженно санитар. – Кругом все село. Щось неладное я чую, сестрицы.

– Что неладное?

– Да я сам нияк не пойму. Только зря мы сюда затесались. Вовсе зря!

Санитар оказался прав. Мы въехали в безлюдную деревню. У околицы стояла пустая двуколка Красного Креста из незнакомого летучего отряда. От возницы этой двуколки мы узнали ошеломляющее известие, что мы – в западне.

В деревне была черная оспа. Вокруг шла армия и валили по дорогам, застревая на время около попутных сел, тысячи беженцев. Оспа могла переброситься в армию. Поэтому было приказано направить в деревню летучий санитарный отряд, деревню оцепить и никого из нее не выпускать. По каждому, кто попытается уйти из деревни, было приказано открывать огонь.

Офицер, остановивший нас на шоссе, ничего не сказал о черной оспе.

Первое чувство, которое мы испытали, было возмущение. Не тем, что нас поймали в ловушку, а тем, что заманили в деревню обманом, тогда как никто, конечно, не отказался бы добровольно работать на оспе.

– Непроходимая глупость, – сказала раздраженно Леля. – Если бы нас не обманывали, мы бы захватили все, что нужно для оспы. А сейчас у нас ничего нет. Даже вакцины!

– Да еще неизвестно, дурость тут или нет, – заметил возница.

– Ты что это городишь? – рассердилась сестра в золотых очках, Вера Севастьяновна.

– А бис их знает, – пробормотал возница. – У начальства на все есть своя думка. Начальство всегда дуже хитрое.

В хатах останавливаться было нельзя – всюду лежали больные. Только один пустой стодол стоял на выгоне. Там разместилась чужая летучка. Мы перенесли в стодол свои медикаменты и вещи.

В чужой летучке работали врач, сестра и два санитара.

Мы застали в стодоле только сестру – безбровое существо с надутым лицом. Трудно было добиться от нее хотя бы нескольких слов.

– Ну и летучка, матери ее черт! – говорили наши санитары. – Прямо погребальное братство!

Мы распаковали в стодоле медикаменты. Пришел врач из летучки. Это был еще не старый, но обрюзгший, заросший черной щетиной человек с заплывшими глазами.

– Здравствуйте пожалуйста! – сказал он, увидев нас. Казалось, он был неприятно поражен этой встречей. – Вы имеете понятие, куда вы попали?

– На черную оспу, – ответил я.

– Вот именно! А вы знаете, что такое черная оспа, молодой человек? Вы ее видели своими глазами?

– Нет, не видел.

– Честь имею вас поздравить со днем ваших именин! У вас есть вакцина? Нет! Здравствуйте пожалуйста! Что же вы собираетесь здесь делать? Заводить граммофон? Слушать Вяльцеву?

Мы удрученно молчали.

– Что касается меня, – сказал врач, – то хватит! Я не намерен больше валять дурака.

– Как вы можете так говорить! – возмутилась Леля.

– Мадемуазель! – Врач сощурил глаза от злости. – Не горячитесь! Это вам очень идет. Вы становитесь в гневе совершенно прелестной – но и только. Повторяю – и только! Это пуф! Бессмысленные милые звуки. Мы с вами в капкане. Как это у Пушкина сказано: «Ах, попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети»? Кажется, так?

– Вы паясничаете, доктор, – сказала брезгливо Леля. – Это просто противно.

– Смейся, паяц! – пропел доктор и рассмеялся. – А что же мне остается делать? Может быть, вы подскажете мне выход из этого дерьмового положения?

– Он пьян! – сказала Вера Севастьяновна.

– Здравствуйте пожалуйста, пьян! – спокойно ответил врач, ничуть не обижаясь. – Морфий у вас есть?

– Очень мало. Но камфары много.

– Если бы был морфий, я бы усыпил всех. И баста!