Беспокойник

Я чуть не подскочил. Как все просто! «Спокойно, Вадик, — сказал я себе, — начнем сызнова».

— Что вы взяли?

— Да сумку у Бурдовой. Об этом весь дом судачит. Я-то думал, мое дело сторона, но Кулик — он за стенкой живет — недавно мне говорит: видел я тебя с Бурдихиной сумкой у ларька, больно ты опохмелиться хотел. Я, конечно, Кулику не поверил, не ладим мы. Из-за конфорок на кухне лаемся. Он готов любую напраслину на меня возвести. Но раз люди подтверждают — точно.

— Вы заходили к Бурдовой?

— Утром я у нее раковину чинил и был уже на взводе. Чувствовал, начинается мое путешествие. Тогда, наверно, и на сумку глаз положил.

— А как дверь открыли, помните?

— Раньше, когда не был запойным, все помнил, контролировал себя. А теперь — «бой в Крыму, все в дыму...»

— Пальто Бурдовой вы тоже пропили?

— Какое пальто, Нинкино? — Пшуков забегал по кухне. — Я этой зануде, своей Зинке, говорю: «Запри ты меня, купи пол-литра, я выпью и засну. Зачем мне на людях позориться?» А она экономит. Или пилить начнет, так сам из дома бежишь.

— Садитесь, Анатолий Петрович. Послушайте, вашу жену можно понять — ребенок дома. Зачем ему видеть пьяного отца?

— Но я тихий, я всегда был тихий. Ладно. Что я еще натворил, у кого украл? Я на холодильнике работал, на красной доске висел, премии получал. Я любую машину мог собрать и разобрать. Но Приколото меня выгнал, и теперь я унитазы чищу. И Зинка совсем очумела, болтает, что я к этой стерве Бурдихе лезу. Ну можно так жить? Вот я и пью. Арестовывать меня пришли? Я готов. Жену позову. Но прошу вас, только не при Витьке. Скажите, что авария, срочный вызов...

— Я вас прошу, Анатолий Петрович... Да сидите вы, сидите. Значит, так. Обещайте мне, что пойдете в больницу. Я вам устрою направление. С первой получки купите хозяйственную сумку, хорошую, рублей на восемнадцать, и отдадите Нине Петровне. Рубль положите. За бутылки. С пальто мы что-нибудь придумаем. Пальто сначала оценить нужно. Жене ничего не сообщайте, живите спокойно, работайте, а главное, не пейте. Договорились?

— Не надо больницы. Чтоб я еще к бутылке приложился! Да гореть мне синим пламенем! Простите, как вас звать?

— Вадим Емельянович.

— Вадим Емельянович, человеку поверьте! Даю честное слово! Вы для меня такое сделали.

— Вот тут распишитесь. Формальность. Подписка о невыезде. Остальное постараемся замять «для ясности».

— Вас понял, Вадим Емельянович. Если что будет протекать, то хоть среди ночи...

* * *

— Лихо, лихо, — сказал Хирга. — Но это, Вадим Емельянович, не решение вопроса. Возврат украденных вещей или возмещение стоимости не имеют принципиального значения. Налицо уголовное дело. И по требованию истца, мы обязаны соответствующе оформить материалы и передать их в суд. А что думает сама Бурдова?

— Шумит. Но если Пшуков ей купит новое пальто, она успокоится. На всякий случай дал ваш телефон. Это если она захочет на меня жаловаться.

— Хорошую жизнь ты себе придумал. Да и мне тоже. В общем, так: Пшуков признает, что совершил кражу?

— Признает.

— И пальто, и сумку?

— Так точно.

— Все, дальше нас не касается. Определять степень виновности — это в компетенции суда. Мы не гарантированы, что Пшуков опять не выпьет, а по дороге ему не попадется другая квартира. Ясно?

— Но...

— Никаких но. Хватит заниматься благотворительностью. Суд учтет все смягчающие обстоятельства. Оформляй и отсылай материалы. У нас завал работы. Евсеев просил, чтоб тебя к нему подключили.

— Александр Ильич, с вашего разрешения, беру это дело на себя.

— То есть как?

— А так. Считаю расследование незаконченным.

— Понятно. Видимо, я кое-что недоучел. Вадим Емельянович, заявляю вам официально: вы блистательно справились с заданием. Признаюсь, я не ожидал, что вы распутаете этот клубок. Еще раз поздравляю с успехом. Ты удовлетворен?

— Спасибо. Но я тоже не ожидал...

— Чего?

— Что так неожиданно его распутаю. Как будто мне кто-то старательно помогал.

— Ценная мысль. Оставь ее для мемуаров. А пока...

— А пока я прошу разрешить мне продолжить расследование.

...В порядке партийной дисциплины он мог бы мне приказать, но я не член. А по уставу службы имел право взять на себя это дело. И Хирга пошел на попятную.

— Хорошо, Вадим Емельянович. Кончай темнить, объясни мне, старому остолопу...

...Краткий обмен комплиментами. И вот по лицу «вождя» я вижу, что теперь-то начальство меня слышит.

— Письмо. Пшуков не мог написать анонимное письмо.

— А факты? Журнал его, статья вырвана, орфографические ошибки... К тому же Пшуков обижен на Приколото...

— Логично. Однако я не могу себе представить, как это Анатолий Петрович, слесарь шестого разряда, надевает перчатки, вырезает печатные буквы и клеит анонимку. Да это ему бы в голову никогда не пришло.

— Вадим Емельянович, у нас народ грамотный, культурный, растет над собой. Наверно, Пшуков насмотрелся детективов по телевизору.

— Не похоже это на Пшукова. Не в его характере.

— А ты о письме с ним поговорил?