Беспокойное соседство: Русская Православная Церковь и путинское государство

Здесь остается только отметить, что описанная версия «православного антиглобализма» является очень умеренным вариантом фундаменталистского антиглобализма, набирающегося силу внутри РПЦ[11]. Но связь между двумя этими явлениями существует, как нам представляется, лишь на уровне общих мировоззренческих тенденций.

На международном уровне концепция Церкви соответствует теории «многополярного мира». И первые «официальные» статьи были опубликованы в период господства доктрины Примакова. Но Церковь не отступила от своего и после путинского «поворота на Запад» после 11 сентября, так что речь идет отнюдь не о конъюнктурных заявлениях.

* * *

Внутри страны концепция Церкви должна вести к оформлению некоего специального статуса Церкви и/или православной религии, как определяющего для «российской цивилизации». Патриархия, впрочем, не считает это сугубо российской особенностью:

В качестве гарантии сосуществования различных мировоззрений в пределах ЕС необходимо в будущем конституционном договоре о ЕС уравновесить свободу отдельного индивида свободой культурно-религиозных общин, которые имеют право на отстаивание своей целостности и сохранение ценностей, на которых основывается их существование, с помощью демократических средств.

… Законодательство, которое закрепляет только право граждан на религиозную свободу, по сути создает условия «дикой конкуренции» между конфессиями. Совместно мы должны создать такие условия, при которых демократические свободы индивида, в том числе его право на религиозное самоопределение, не нарушали бы права национальных общностей сохранять целостность, верность своим традициям, общественной этике, религии. Особенно это важно при подходе к регулированию деятельности псевдорелигиозных, деструктивных и экстремистских движений, а также при обнаружении фактов злоупотреблений религиозной свободой со стороны традиционных конфессий, порой ведущих экспансию в различных регионах Европы, что угрожает общественному спокойствию и порядку.

Это говорится в заявлении ОВЦС применительно к процессу европейской интеграции (там есть и еще ряд интересных рецептов для Европы)[12]. Но предопределяет и те требования, с которыми Церковь выступает в отношениях с российским государством.

Церковь исходит из упомянутой выше концепции групповых прав («прав общностей»). Группы, как и всегда у сторонников групповых прав, определяются не в порядке формального самозаявления, а по некоторым более или менее произвольным признакам. В случае определения такой группы, как «православные», используются не оценки численности реальных прихожан, то есть членов религиозных общин, а данные опросов, в которых от 50 до 80 % граждан в некотором смысле (как правило, в культурном) относят себя к православным, и общее понятие «исторически православных», к каковым относят всех представителей этносов, ранее исповедовавших в большинстве своем православие.

В «Основах социальной концепции» содержится сильная теоретическая посылка:

Когда нация, гражданская или этническая, является полностью или по преимуществу моноконфессиональным православным сообществом, она в некотором смысле может восприниматься как единая община веры – православный народ.

Остается вопрос, можно ли считать граждан России моноконфессиональным сообществом. На протяжении 90-х годов деятели Патриархии этим термином не пользовались и соглашались с официальным определением России как страны многоконфессиональной. Сейчас ситуация изменилась, и митр. Кирилл завершает «социологический силлогизм»:

Мы должны вообще забыть этот расхожий термин: многоконфессиональная страна: Россия – это православная страна с национальными и религиозными меньшинствами[13].

Что отличает «православную страну» от всякой иной, пока отчетливо не сформулировано. Видимо, как раз сейчас происходит некоторый сдвиг в позиции Патриархии. Но характерный признак можно уловить в словах заместителя митр. Кирилла по ОВЦС – протоиерея Всеволода Чаплина: