Беспокойные дали

В указанный срок Платонов был на КПП. Его уже поджидал озабоченный Еремин. Молча поздоровался и препроводил в кабинет Дунаева.

Михаил Иванович усадил его на диван. Сам подсел рядом.

— К сожалению, Андрей Семенович, — спокойным голосом начал он неприятный разговор, — обстановка на кафедре за последние два месяца кардинально изменилась. Пять докторов наук, в том числе и я, подлежат увольнению в запас как выслужившие предельные сроки. Уходит и Станислав Иванович Ерёмин. Вы сами понимаете, став гражданскими людьми и оказавшись вне академии, мы не сможем руководить вашей работой.

Дунаев закурил, сочувственно посмотрел на ошарашенного Андрея, вздохнул и продолжил свою жестокую исповедь:

— Я понимаю, всё это крайне неприятно слышать, тем более что работа находится на стадии завершения. Ещё максимум годик и можно смело выходить на защиту, но!… — Он развел руками:— Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Потом, вы, наверное, уже знаете о внезапно возникшей серьёзной проблеме вашей легитимности как соискателя по нашей кафедре?

— Знаю, — ответил Платонов, — только не понимаю, в чем же моя вина, и почему мне не разрешают закончить работу, когда столько уже сделано? Допустим, не будет вас, Еремина, но ведь кафедра-то остается, и работу мою на кафедре знают. Допустим, ни вы, ни Еремин теперь не можете официально руководить моей работой, но что мешает назначить нового, пусть и формального, руководителя, а вас оставить консультантами? Поверьте, я бы не злоупотребил ни вашим временем, ни вашими знаниями.

Андрей разнервничался, но старался держать себя в руках, чтобы не сорваться на эмоции:

— Что же касается разрешения Генерального штаба, то ведь вы прекрасно понимаете, это всего лишь необходимая формальность. И если из академии туда поступит представление, то, думаю, отказа не будет. Я же ведь не мальчик с улицы. И за время пребывания в соискателях ни в чем не скомпрометировал себя. Оплошности и недочеты в работе чиновников случаются в любом деле, но это, по-моему, не повод выдворять меня за ворота…

Дунаев слушал, не перебивая. Дождавшись пока Платонов выговорится, он взял со стола листок:

— Вот набросок ходатайства в Генеральный штаб о разрешении закончить вам на кафедре работу. Вчера я имел беседу с заместителем начальника академии по научной работе генералом Смолиным. Он с пониманием отнесся к ситуации, в которой вы оказались, и предложил такой вариант: Если новый начальник кафедры полковник Фалеев Константин Константинович, вы его знаете, согласится на научное руководство вами и представит ходатайство кафедры, то командование академии пойдет навстречу и обратится через главкома в Генеральный штаб.

— Но, насколько я знаю, — выдавил Платонов, — Константин Константинович специалист в области автоматических систем управления двигателей. Захочет ли он влезать в вопросы газовой динамики?

— А вот это, батенька, — развел руками Дунаев, — вам с ним решать…

Украдкой взглянув на настенные часы, Дунаев, подвел итог:

— Давайте договоримся так: вы обдумаете варианты продолжения своей работы, в том числе, возможно, и в гражданских, или других военные вузах. Поговорите с Воиновым, с МАПовцами, короче, провентилируйте все возможные комбинации. И если окончательно остановитесь на нашей академии, то позвоните мне домой. Желательно вечером. Я переговорю с Фалеевым, чтобы он вас принял. И с ним уже ищите приемлемый для вас обоих вариант. О результатах беседы мне тоже сообщите. Вот пока на этом мы и остановимся. Он поднялся.

— Извините, Андрей Семенович, но у меня через час важная встреча в академии наук, а туда добираться минут сорок, не меньше. Желаю удачи!…

…Беседа с Фалеевым была тяжелой, хотя и проходила в доверительной обстановке и в обходительных тонах. Это был как раз тот самый случай, когда с первых минут общения собеседники ощущают внутреннее взаимное отторжение и никакие любезности и радушные улыбки это отторжение не могут устранить.

Фалеев, по-видимому, был знаком с содержанием их последнего разговора с Дунаевым и решением академического начальства на сей счет. Поэтому он без обиняков повел такой разговор:

— У вас большой и интересный задел, Андрей Семенович. Можно сказать, что в первом приближении диссертация уже хорошо просматривается. Но обстановка на кафедре, как вы знаете, неожиданным образом изменилась не в лучшую сторону. Причем для кафедры это почти катастрофа. Сами посудите: из шести докторов наук остался один, из девяти кандидатов — семь. Сократили кафедральную научно-исследовательскую лабораторию. Существенно будут изменены учебные программы и курсы. И, главным образом, за счет фундаментальных дисциплин: газовой динамики и теории ракетных двигателей. В этой связи ваша тема выпадает из новой кафедральной «обоймы» и, если вы твердо намерены защищаться у нас, то её надо срочно и весьма серьезно корректировать иначе Генеральный штаб не даст «добро!» на вашу работу.

Андрей слушал, не перебивая. С каждой фразой Фалеева ему всё отчетливее становилось понятным: ничего путного с этим полковником не получится…