Беспокойные дали

— Я понимаю, что ты сейчас по горло загружен и тебе некогда. Как будто было хоть раз в жизни, чтобы тебе было когда? Но, во-первых, тема твоя, во-вторых, парень серьёзный и, в-третьих, этому парню надо помочь, а то его футболят от моряков к летчикам, от летчиков опять к морякам… Что говоришь? Умница, — одобрительно закивал он головой, — и я так думаю, что это не их «огород», потому и звоню к тебе. Чего не берусь сам? Ну, ты, Михаил, как только что народился — я этой тематикой никогда глубоко не занимался, а втягивать парня в нашу кашу ни к чему. Я же говорю, у него есть хороший задел, бросать который, по меньшей мере, неразумно. А мы сами ещё плутаем в новой теме как в потемках. Да и экспериментальной базы по нашим делам у него в Баку нет и быть не может. Это ты знаешь не хуже меня. Короче, я даю ему твои координаты. Он тебе звонит. Когда? Хорошо! Завтра в десять. Бывай! Кури поменьше!

Повесив трубку, Геннадий Васильевич обратился к Платонову:

— Итак, первую атаку отбили. Дальше будете отбиваться сами. Завтра к десяти часам подъедете на проходную академии. Это в центре. Выйдете из подземного перехода и пойдете в сторону Москвы-реки. Слева у вас будет забор в виде высокой ажурной решетки. В заборе увидите маленький желтый домик — это КПП. Зайдете туда и позвоните по этому телефону, — он протянул листок.— К вам выйдет либо сам Михаил Иванович Дунаев, либо кто-то от него. А дальше, — Воинов улыбнулся, — всё зависит от ваших дипломатических способностей. Вы должны вызвать интерес у собеседника…

Платонов слушал Воинова с нарастающей тревогой. Видимо уловив его настроение, профессор сказал:

— Всё будет хорошо. Я уверен. Михаил Иванович — отзывчивый человек. Ещё не было случая, чтобы он отказал тому, кто искренне стремится в науку и имеет для этого все предпосылки. На этот счет у него глаз наметан. Тридцать пять лет педагогической деятельности даром не проходят. Так что не смущайтесь…

Воинов машинально взял свиток осциллограммы, развернул его, рассеянно посмотрел, отложил в сторону и снова обратился к Платонову:

— Мои вам советы на будущее: никогда не теряйтесь, верьте в свою правоту и вас поймут. И ещё не спешите выдавать на-гора результаты. Перепроверьте несколько раз, чтобы не совершить ляпсуса. Авторитет ученого закладывается именно на ранней стадии, когда знаний ещё недостаточно, а осчастливить мир своими научными находками не терпится. Здесь–то и возникает соблазн, что-то округлить, залакировать, от чего–то отмахнуться, где-то пренебречь истиной. Не поддавайтесь. Стоит только раз дать себе слабину, потом засосет. А фальшь обязательно раскроется. И грош цена вам, как ученому, будет после этого.

Андрей слушал с нескрываемым интересом. Глядя на притихшего Платонова, Геннадий Васильевич вспомнил свою нелегкую научную стезю. Как неизвестно по чьему приказу, без объяснений причин закрывали интереснейшие темы, как внезапно исчезали из лаборатории талантливые сотрудники, как его самого не раз вызывали на «беседы», потом отстраняли от должности, потом снова возвращали в лабораторию…

— Научный результат, — продолжал, как бы размышляя вслух Воинов, — это все равно что дитя — должен быть зачат по любви, в трезвом рассудке, бережно выношен установленный срок и воспроизведен на свет в точно означенное время. В идеале любая диссертация–это продукт осмысления сделанной научной работы, когда автор в совершенстве владеет вопросом, накопил достаточный потенциал новых знаний, критически их оценил и созрел для обобщения в виде монографии.

Запомните, Андрей Степанович, — профессор легонько постучал пальцем по столу,— диссертации не пишут, их создают. Как толковый инженер создает новую конструкцию, писатель повесть, а поэт стихи. А те, кто пишут, или, как сейчас стало модным говорить, «клепают» диссертации, к науке отношение имеют весьма опосредствованное, а если откровенно, то никакое, даже если и числятся в штате научной лаборатории, НИИ или кафедры. Для них наука это среда обитания, в которой они решают сугубо личные, меркантильные задачи — корочки кандидата или доктора наук. Среди таких людей настоящих ученых нет и быть не может. Это номенклатурщики. Они в науке величины бесконечно малые и с ними серьезных дел лучше не иметь!..

Геннадий Васильевич разволновался, от чего его разрумянившееся лицо стало по-детски открытым и слегка растерянным.

— А к морякам и авиаторам, — неожиданно поменял он тему, — вам незачем с вашей работой было и обращаться. У них свои проблемы и ни кто всерьез вами там заниматься бы не стал. Но связи с ними не порывайте. Это как по поговорке: «Не плюй в колодец — пригодиться напиться!». Итак, — улыбнулся он, — подводя итог беседе, — свою миссию я, кажется, выполнил. Рад был с вами познакомиться. Будут вопросы или потребуется поддержка, звоните, не стесняйтесь. В нашем деле без взаимной поддержки нельзя. Устанавливайте прочные контакты с артиллеристами. Это солидная организация. Приезжайте на наши семинары. Я дам команду, чтобы вас включили в список постоянных приглашенных. Желаю удач.