Беспокойные звезды

В ее голосе все еще слышалось это уродство, но он был грубее, меньше Фейри, больше монстра.

— Я не могу умереть, — прохрипела она.

— Не можешь? Все сущее может умереть, если я этого захочу, — темный голос заставил землю грохотать, и я подняла глаза и увидел фигуру в плаще, стоящую там с обветренным веслом в руке и низко надвинутым черным капюшоном, чтобы скрыть его черты. От его зловещего присутствия волосы на моих руках встали дыбом, а дыхание в легких стало ледяным, и я поняла с уверенностью, от которой у меня тряслись кости, что это был Паромщик.

— Но ты не пройдешь за пределы Завесы, — ядовито прошипел он, видимо, испытывая к ней отвращение.

Сущность Лавинии металась по обугленным костям поля битвы, те существа внутри нее кричали громче, когда мой огонь пытался их уничтожить.

— Она должна умереть, — прорычала я, выходя вперед, не собираясь позволить ему бросить мне вызов сейчас.

Паромщик посмотрел на меня из-под своего темного капюшона.

— Ее душа — почерневшая вещь, запятнанная ее неповиновением природе, прогнившая до глубины души. Ей нет места за Завесой. И тем гадостям внутри нее тоже.

— Ты должен их взять, — прорычала я, угрожающе подняв руку к нему.

Он замолчал, и я почувствовала, как его глаза скользят по моей коже, всматриваясь в королеву, которая осмелилась попытаться командовать им.

— Не буду, — ответил он рычанием. — Она и ее призраки будут ничем. Разбитыми. Они исчезнут из существования навечно.

— Нет! — воскликнула Лавиния, ужас пронизал это слово, ее призрачная сущность пыталась отдалиться от него.

Я позволила своему огню закипеть, все еще обжигая ее, пока она дергалась и плакала, но давая Паромщику возможность подойти ближе.

Это была судьба, которую она заслужила. Судьба, которая лишила ее существования. Та, из которой она никогда не могла вернуться или даже продолжить путь, тот, который вызвал в ней страх, который наполнил меня злобным восторгом.

— Да, — согласилась я, и Лавиния закричала громче, опустошенные души внутри нее тоже кричали, зная, что их время истекло. В этом мире и в следующем. У них больше не будет ни загробной жизни, ни моментов свободы, ни радости.

— Лавиния Умбра, — прошипела я, желая, чтобы мой огонь разгорелся сильнее, земля под ней пылала жаром, так что она погрузилась в агонию, когда Паромщик подошел ближе. — Ты ничто отныне и вовеки.

Паромщик трижды ударил концом весла о землю, и она билась и плакала, пытаясь вырваться, плоть ее гнилого ядра начала отслаиваться. Вся ее жалкая фигура превратилась в густое и отвратительное пятно, которое растеклось по костям поля боя, а затем начало пениться и плеваться, как кислота. Ее крики никогда не прекращались, к ним присоединились привязанные к ней души, и их боль окрашивала воздух, когда мой огонь проносился над ними, гарантируя, что их последние моменты жизни были окрашены в жестокую агонию.

Затем она исчезла, все они растворились, на земле не осталось и следа ее порчи. Она была ничем и никем. И сладкие слезы облегчения покатились по моим щекам от осознания того, что этот демон побежден. Это был конец.

Паромщик посмотрел на меня.

— Душа твоей пары взывает ко мне. Неужели я так скоро заберу его жизнь?

Я в страхе обернулась, мой взгляд упал на Ориона, который лежал на земле, с оторванной нагрудной пластиной и прижатой к ребрам рукой, пока он пытался исцелить себя. Он очнулся, глядя на то место, где Лавиния исчезала, а затем с полной радостью придвинулся ко мне, несмотря на боль, нахмурившую его лоб.

Я подбежала к нему, упала на колени рядом с ним и положила свои руки на его, давая ему свою силу исцелить теневую рану, разорвавшую его грудь. И вместе нам удалось его исцелить.

— Ты сделала это, Блу, — сказал он хриплым от эмоций голосом. — Ты чертов воин звезд.

— Она ушла, — выдохнула я, едва веря в это.

Орион кивнул, оперевшись на локти, затем его глаза расширились, когда он увидел что-то у меня за плечом. Я обернулся и обнаружил, что Паромщик все еще здесь, а за ним, море воинов. Мои мать и отец стояли впереди, а Тори и Габриэль по обе стороны от них, все они окровавленные и дикие.

На мгновение все воцарилось болезненной тишиной, затем в воздухе раздались аплодисменты, наша армия кричала о победе, что заставило меня прослезиться от неверия. Все было кончено. Мы победили.

Родители бросились ко мне, мать подняла меня, а Хэйл поднял Ориона на ноги.

— Даю тебе мое благословение, хороший выбор, — пробормотал мой отец Ориону, и я недоверчиво покачала головой, не находя слов, поскольку меня охватил сильнейший шок.

Затем я оказалась в объятиях матери, настоящие, настоящие объятия окутывали меня, и я уткнулась лицом в ее шею, крепко сжимая ее.

— О, любовь моя, — пропела она, поглаживая мои волосы рукой, делая то, о чем я мечтала всю свою жизнь. Я чувствовала ее любовь в том, как она обнимала меня, ее поцелуи касались моих щек, а слезы текли по ним.

Затем вместо этого мой отец притянул меня к себе на руки, и я почувствовала его силу в том, как он держал меня, крепкий поцелуй прижался к моей голове, а в груди пронзили рыдания.