Беспокойные

Подали первую перемену блюд, и президент Форума – человек в полосатом костюме – представил Ёна, который направился к сцене. Он постучал по микрофону, хотя тот отлично работал, когда говорил президент.

– Я начинал с низов, – сказал он, – как и многие из вас. На пути я встречал множество препятствий и испытаний, но упорно их преодолевал. И теперь я с гордостью возглавляю «Ёнтекс». Скажу без лишней скромности: мы – будущее бизнеса, потому что мы не просто фабрика, мы работаем и на благо общества. Во-первых, предоставляем работу нуждающимся. – Он посмотрел на свои заметки, потом на зрителей. Я безмолвно умоляла его продолжать. – И… во-вторых, мы содействуем подъему торговли. В-третьих, мы подстегиваем экономическое развитие в регионе и повышаем статус бизнеса в Фучжоу.

Под конец он иссяк, но закончил на сильной ноте. Наш стол захлопал, остальной зал подхватил аплодисменты.

– Спасибо, – сказал Ён.

Когда он вернулся за стол, я видела на его лице облегчение. Я положила руку ему на колено. Мы были нужны друг другу. Здесь мое место.

– Ты молодец, – сказала я.

После ужина мы пили кофе в квартире Нин и Цайланя. Женщины сели на угловой диван, мужчины – за длинный обеденный стол. Нин и Цайлань отгородили часть гостиной стеной, чтобы сделать спальню своему сыну – Филлиппу.

Дочь Люцзин и Чжао училась английскому на уровне девятого класса, хотя сама была только в восьмом.

– Она отставала, и тогда мы попросили учителя перевести ее в класс старше, – сказала Люцзин. – Только так и надо – заставлять их стараться.

– С детьми так нельзя, – сказала я. – Им нужно и поощрение.

Нин улыбнулась:

– Поощрять нужно, но в первую очередь нужно быть твердыми. Они должны учиться всему сами.

– Но к чему мы приучаем наших детей, когда вынуждаем жить с неудачами? – Я заметила, как Нин обменялась взглядами с Люцзин. – Мы можем им навредить, повлиять на их дальнейшую жизнь.

– Это в сериалах люди вечно впустую расхваливают детей, – сказала Люцзин. – Но в реальной жизни все по-другому.

– Я говорю о реальной жизни, – сказала я.

– Дети в реальной жизни не такие, как по телевизору.

– Я не говорю про телевизор. Что, у меня не может быть мнения о воспитании детей?

Люцзин подняла брови. Нин встала и одернула платье.

– Прошу прощения, загляну к Филлиппу. Ему уже пора спать, а я уверена, он даже не ложился.

В комнате было нечем дышать.

– В последнее время погода такая теплая, – сказала я Люцзин.

– Я слышала, завтра наконец будет дождь, – ответила она. – Какое облегчение.

Я ушла на кухню и прополоскала чашку. Мне хотелось снова позвонить тебе, но ты был прав: я ошиблась, я виновата. Я отказалась от твоих поисков, чтобы сидеть на приемах с этими людьми. Хранила тебя в тайне, будто это ты был ошибкой. Я вытерла руки о полотенце на крючке рядом с холодильником, и ткань зацепилась за браслет, который в прошлом году мне купил Ён. Когда я наконец выдернула полотенце, браслет показался слишком громоздким и аляповатым для моего запястья, как дразнившая меня цепь.

В гостиной Чжао говорил на свою любимую тему – о сычуанских иммигрантах.

– Вот почему мы платим, чтобы дочь училась в международной частной школе. В общественных школах одни понаехавшие.

Я села напротив него и сказала:

– Но ведь они даже не могут поступить в государственные школы.

– Вот именно. И нечего им там делать.

– Они могут учиться в сельской местности, – сказала Люцзин.

– Ты сам только что сказал, что они понаехали в общественные школы в городе, а потом говоришь, что они не могут туда поступить. Так что ты хочешь сказать? Не может быть и так, и так.

Чжао хмыкнул:

– Общественные, частные – какая разница. Суть в том, что им здесь не место.

Ён поерзал на кресле.

– Но ты же их нанимаешь, – сказала я. – Делать тебе ремонт, красить квартиру, работать на твоей фабрике. Опять ты сам себе противоречишь.

Увидев, как у Ёна пропала улыбка, я продолжала говорить, пытаясь заглушить Чжао и Люцзин, пока не вернулась Нин и не сменила тему. Я отказалась от тебя не для того, чтобы соглашаться с такими злыми мыслями. Я была хорошим человеком. Я и есть хороший человек.

– Вот потому ты ничего и не видишь. Из-за своих чертовых солнечных очков.

Входя в квартиру, Ён ударился коленом о дверь. Иногда в темных очках он казался стильным, даже немного опасным, но временами – как сегодня – просто отчаянным.

– Как я рад, что всё кончилось, – сказал он. – Речь, ужин, всё.

Он так устал. Я решила проявить доброту.

– Всем понравилась твоя речь.

– Видишь, я же говорил, что это они и хотят услышать.

Завра была суббота, и Ёна не ждала работа после обеда. Мы могли выспаться, заняться сексом. Я умылась и почистила зубы, проверила, что дверь заперта и в комнате выключен свет. Сегодня мы решили обойтись без телевизора.

Я думала, что Ён заснул, но, когда легла в постель, он заговорил:

– Итак, кто такой Деминь?

Я выключила свет в спальне, чтобы он не видел тревогу на моем лице.

– Кто?

– Пока ты была в ванной, звонил телефон. Там было написано «Деминь».