Дорога, как и обещал вербовщик, получилась длинной и нелегкой. Бородин, не связанный необходимостью вести машину, все время клевал носом, норовя уснуть, но Николай беспощадно его будил, заставляя развлекать себя разговорами. Из этих разговоров даже он, давно растерявший остатки иллюзий столичный бизнесмен, почерпнул для себя много нового. Если в начале пути, случись такая нужда, он убил бы Бородина без колебаний, но потом все-таки испытывал бы сожаления и сомнения в своей правоте, то теперь его мучил другой вопрос: что делать, если риелтор будет паинькой и не даст ни малейшего повода свернуть себе шею? Неужели пустить эту гниду и дальше гулять по свету? Такому красавцу, по твердому убеждению Николая Подольского, было не место даже за колючей проволокой, но он сомневался, что сможет хладнокровно прикончить безоружного, покорно ждущего своей участи человека. В конце концов он решил, что станет разбираться с проблемами по мере их возникновения, и выбросил посторонние мысли из головы.
Уже после захода солнца, в стремительно сгущающихся, скоротечных южных сумерках вербовщик в очередной раз остановил машину. Заметив, что красная точка на дисплее навигатора замерла неподвижно, Николай тоже притормозил и заглушил горячий двигатель. Снаружи громко, так, что их было слышно даже сквозь плотно закрытые окна, стрекотали цикады, в лучах фар мельтешили по-южному крупные ночные насекомые. Бородин дремал, свесив голову на грудь, и Подольский не стал его будить: он уже был сыт по горло и этим типом, и его разговорами. Дорога явно близилась к концу, а дело – к более или менее кровавой развязке. «Как в добрые старые времена», – подумал он, широко зевнул и потер кулаками слипающиеся, воспаленные глаза.
Красная точка на дисплее снова пришла в движение, из чего следовало, что это была не конечная станция, а всего лишь очередная остановка «по требованию». Убедившись в этом, Николай вынул ключ из замка зажигания и вышел из машины: он, как и вербовщик, был живым человеком со всеми вытекающими из этого последствиями.
Он обошел горячий, облепленный разбившейся вдребезги мошкарой моторный отсек, сошел, разминая ноги, на обочину и, повернувшись спиной к дороге, предоставил «вытекающим последствиям» возможность беспрепятственно покинуть организм.
Он стоял так почти минуту, наслаждаясь как самим процессом, так и прелестями звездной, напоенной горьким ароматом степных трав, звенящей цикадами южной ночи, потом застегнулся и полез в карман за сигаретами, решив сделать хотя бы пару-тройку затяжек на лоне природы. В это мгновение у него за спиной послышалась какая-то глухая возня, раздался тяжелый глухой удар, и придушенный голос Бородина отчаянно прохрипел:
– Помогите!
Ключа в замке зажигания не оказалось: водитель, чтоб ему провалиться, то ли не доверял своему пассажиру, то ли сунул ключ в карман автоматически, в силу укоренившейся привычки. Поскольку пассажир был ему хорошо знаком, Сергей Казаков решил, что первый вариант намного ближе к истине: после всего, что случилось, он не доверил бы сидящему в переднем пассажирском кресле серебристого «лексуса» свинорылому подонку даже сломанную вставную челюсть своего покойного прадеда.
Машина, увы, была не из тех, которые можно завести, просто оборвав и соединив напрямую провода зажигания. Но Сергей по этому поводу не переживал: ключ был в кармане у водителя, который, выслушав подкрепленную видом заряженного пистолета вежливую просьбу, конечно же, не откажется подвезти его куда угодно, хоть на край света. А пока водитель наслаждается звоном цикад и плеском струи, орошающей иссушенную палящим зноем землю, можно слегка отвести душу – так сказать, попробовать легкую закуску, за которой последует основное блюдо…
– Привет, Леха, – негромко, с дьявольским весельем произнес он, многообещающе улыбаясь помертвевшему от ужаса Бородину. – Узнал? Вижу, что узнал! Вот так встреча, верно? А ты небось меня уже похоронил. А я – вот он! Ты рад? А вот я рад. Так рад! И так рад! И вот так рад!.. Каждое «рад» сопровождалось коротким, без замаха, но сильным и точным ударом. Сергей старательно сдерживался, соразмеряя силу: ему вовсе не хотелось, чтобы Бородин раньше времени потерял сознание, не успев в полной мере вкусить радость нежданной встречи.
Последнее «рад» все же вышло чересчур энергичным: Алексея Ивановича отбросило на дверцу, и он с отчетливым тупым стуком ударился головой о стекло, едва его не разбив. Из носа у него хлынула, заливая разбитые губы, темная кровь. Он открыл рот; предугадав его намерение, Сергей схватил своего «друга» Леху Бородина за глотку, но тот все-таки ухитрился просипеть:
– Помогите!
– Тебе же хуже, – пообещал ему Сергей и снова переложил пистолет из левой руки в правую, готовясь к беседе с водителем.