Беспокойный человек

— А что у меня случилось? — сухо спросила Марфа Тихоновна. — Вот тебе на! На Выселках и то знают, а я и не знаю ничего. Надежда, что же это у нас в телятнике случилось?

— Да ничего пока не случилось, — ответила Надежда, не поднимая глаз. — Я не знаю…

— Ну что ты, Марфа Тихоновна! — мягко обратилась Катерина к старухе. — Я просто хочу на телочку посмотреть — как она… Как растет, как… здорова ли… Ну что ты сердишься? От моей Золотой телочка!..

— Вот выгоним в стадо — и посмотришь, — возразила Марфа Тихоновна, — а сейчас уходи, не тревожь телят. Как-нибудь без тебя справимся.

Катерина взглянула на Настю. Настя тихо, как мышка, стояла у стены. Глаза ее блестели от подступивших слез.

— Ну, если нельзя, я уйду, — немножко растерявшись, сказала Катерина и пошла к двери.

Настя вслед за ней выскочила на улицу.

— Что делать, а? — снова спросила Настя. — Бабушка не хочет, чтобы другие знали, что опять теленок заболел. Но ведь нельзя же… чтобы все как тогда было!..

Катерина, слегка сузив свои светлосерые глаза, глядела на Настю и прикидывала в уме, что делать: «Поговорить с дедом Антоном? Но он скажет то же, что и всегда: Марфа Тихоновна лучше знает, что делать».

— Позвонить Петру Васильичу?

— Все равно не вылечит, — сказала Настя, — тех тоже не мог.

— Ну как же не мог? — вспомнила Катерина. — А бычка-то Бархатного вылечил же!

— Катерина! — вдруг сказала Настя, понизив голос. — А я бабушкины книжки прочитала!

— Какие книжки?

— Ну, костромские книжечки, про телят. Которые Петр Васильич привез.

— Про телят книжечки? А где они?

— У нас дома. Дедушка Антон дал бабушке прочитать, а она засунула их на полку, они всё там и лежали… А потом мне дедушка Антон велел их найти. Я и нашла…

— Ну, и про что там?

— Ну, про все! Как надо телят кормить, как за ними ухаживать. И про коров тоже…

— Настя! — Катерина схватила девочку за плечи. — Беги сейчас же! Сейчас же беги! Принеси мне эти книжки! Чтобы как стрела! Я тебя на дороге подожду.

— Ладно! — живо ответила Настя и, придерживая у шеи концы голубого теплого полушалка, побежала по хрусткой дорожке.

Так бывало в детстве. Идет Катерина из школы, а в сумке у нее толстая книга сказок, взятая в библиотеке. И на сердце так тепло, так сладко, и жить на свете так весело! Катерина идет, смеется с подружками, даже и пошалят по дороге, посадят друг друга в снег, иногда и с мальчишками подерутся, пока дойдут до дому… А где-то внутри теплится предчувствие того счастья, когда Катерина придет домой, сделает уроки и раскроет наконец эту волшебную книгу с волшебными картинками и отправится в путешествие по волшебной стране.

Вот то же самое чувство живой радости было у Катерины и сейчас, когда она, приняв из рук Насти несколько тоненьких книг костромского издания, бережно несла их домой. Катерина знала эти книжки, она прочитала их еще в первые дни своей работы на ферме. Вот они, эти книжечки, такие скромные и такие нужные.

«Пути создания высокопродуктивного стада Костромской породы», заведующая фермой Малинина. «Рекорды Караваевского стада», Штейман. «Молочно-товарная ферма колхоза «Пятилетка», брошюра Евдокимовой… Да, Катерина все это читала и очень много оттуда выписала для себя. Но и читала и выписывала она только то, что касалось коров. А телята — зачем они ей? Это не ее дело!

Не ее дело?.. А вот сейчас Катерина вдруг почувствовала, что телята тоже ее дело! Как это так? От ее коров телята гибнут — и не ее это дело?

Светлая солнечная тишина стояла в избе. Мать ушла в овощехранилище — сегодня бригадир наряжал разбирать картошку, готовить для посадки семена. Бабушка неслышно ходила по избе, мягко ступая старыми валенками по белому, как воск, полу, — там прибрала брошенную Катериной стёганку, тут повесила на место материн платок. Налила коту молока, потрогала землю в залитых солнцем цветах, пошла за водой в кухню…

— Бабушка, ты цветы не поливай, я сама! — сказала Катерина, не отрываясь от книжки.

Но бабушка принесла воды и полила все «огоньки» и «девичью любовь», а Катерина этого и не заметила.

Стрелка приближалась к шести. Бабушка, звякая спицами, то и дело поглядывала то на часы, то на Катерину.

— Катерина, — сказала она, не утерпев, — скоро тебе в коровник, а ты сидишь и забыла про все на свете. Даже косу сегодня не расчесала… И что там, в таких-то маленьких книжицах, уж очень хорошего нашла?

— Все, что надо, нашла, — ответила Катерина, подняв на бабушку потемневшие, посерьезневшие глаза, — все, что надо.

— Ты хоть косу-то расчеши!

— А как сейчас возьму ножницы, да как отрежу я эту косу! Надоела она мне до смерти! Где расческа?..

Катерина подошла к комоду, на котором стояло квадратное, обрамленное искусно сделанной гранью зеркало, и распустила косу. Блестящие светлорусые волосы тяжело упали на спину. Катерина расчесывала длинные пряди, иногда рвала их немножко, если запутывались, а мысли ее шли своим беспокойным путем…

«Ох, Марфа Тихоновна! Придется нам с тобой, Марфа Тихоновна, поспорить! Трудно это, очень мне это будет трудно… но что же делать? Поспорить все-таки придется!»