Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана

Бабка Тереза была личностью особенной. Это из-за нее в церкви появилось уведомление: «Особая просьба Богородицы: по четкам не молиться». Когда Терезе исполнилось всего двенадцать лет, она, пребывая в том критическом возрасте, когда внезапный расцвет девичьей чувственности выражается и находит утешение в приступе религиозного пыла, отправилась в пещеру трех изваяний. Тереза влюбилась в Христа. Он, окутанный славой, но по-прежнему с кровоточащими ранами, неизменно стоял перед ее мысленным взором, и ее обволакивала Его женственная нежность и окружала Его мощная мужественная защита. Лицо Терезы излучало такую безмятежную умиротворенность, что ее свежая прелесть не вызывала похотливых желаний у мужчин, и уже в том возрасте Тереза обладала невероятной способностью любить животных, что совершенно несвойственно общине, откуда она была родом, – крестьяне относились к своей скотине в лучшем случае с хозяйским безразличием, а в худшем – с бездумной жестокостью. В те дни Тереза держала у себя обезьянку-капуцина и носила ее за пазухой, а та обхватывала ее ручками за шею в объятии вечной любви и прижималась к щеке.

В пещере Тереза села у водопада и выпустила обезьянку, чтобы прочитать молитвы по четкам. Зверек быстренько вскарабкался на ветку пламенеющего цветами дерева и развлекался, обрывая цветки, а Тереза перекрестилась на распятие, закрыв глаза, прочитала апостольский «Символ веры» и по первой бусине четок начала «Отче наш». Она отложила третью бусину и стала повторять «Богородица-дева, радуйся», когда звонкий голос сказал:

– Тереза, прекрати, пожалуйста.

Девочка открыла глаза, огляделась, ничего не увидела и стала читать «Славен будь». Дойдя до средней бусины в четках, она приступила к десятикратной «Богородица-дева, радуйся» первого таинства, но прочитала только второй раз, когда тот же звонкий голос вновь прервал:

– Тереза, я что, по два раза должна тебя просить?

Вздрогнув, она открыла глаза, посмотрела наверх и увидела свечение вокруг головы статуи Пресвятой Девы, сияние такое яркое, что не различишь лица. Дрожащая Тереза прикрыла глаза рукой, но подняться и убежать не смогла.

– Имей в виду, – сказал голос, – ты сделаешь мне большое одолжение, если не будешь больше читать молитвы.

Юная Тереза, не найдясь, что бы такое сказать умное и значительное, спросила:

– Почему? – и тут же пожалела о своем нахальстве.

Глубокий вздох раздался из-под яркого сияния, вздох, выражавший, казалось, всю мировую скорбь.

– А как бы тебе понравилось, Тереза, все это слушать? Только представь, для одного полного цикла на четках мне приходится шесть раз выслушивать «Отче наш», апостольский «Символ веры», шесть «Славен будь», длинную литанию, заключительную молитву и пятьдесят три раза «Богородица-дева, радуйся». Некоторые осиливают все пятнадцать таинств, и тогда мне приходится выслушивать «Богородица-дева, радуйся» сто пятьдесят раз.

– Сто шестьдесят пять, – поправила Тереза.

– Совершенно верно, – ответил голос, – и терпеть это уже выше моих сил. Вообрази, ежеминутно миллионы людей по всему миру в неприличной спешке тарабанят молитвы. Такое впечатление, будто голова постоянно засунута в улей, где гудят рассерженные пчелы. Если хочешь вознести молитву, пожалуйста, читай «Богородица-дева, радуйся» только раз для каждого таинства, и медленно, со вниманием.

Тереза, ничего не принимавшая на веру, возразила:

– Но, Пресвятая Матерь, в моем молитвеннике сказано, что у Фатимы ты настаивала, чтобы мир читал эти молитвы, и там еще говорится, что четки дали святому Доминику, чтобы одолеть ересь.

Раздался еще один невероятно тяжелый вздох:

– Говоря между нами, святому Доминику за многое придется ответить. Ты сделаешь, как я прошу?

– Да, Пресвятая Матерь, – сказала Тереза, по-прежнему прикрываясь рукой от несказанного, а теперь и пульсирующего лучезарного сияния.

– Еще одно, – продолжил голос, – у меня весточка тебе от Моего Сына. Он говорит, ты должна научиться любить Его не только истинного, но и каким найдешь Его в своих собратьях.

С этого момента в городке Ринконондо не молились по четкам, а Тереза искала Иисуса в лицах родных, в беззубых физиономиях нищих бродяг, в выражении глаз мэра, в наигранной лихости городских шлюх и в объятиях человека, с которым прожила всю жизнь, – он умер незадолго до того, как ей исполнилось семьдесят. Когда это случилось, Тереза купила у батрака дона Маскара другую обезьянку-капуцина, рассудив, что этой невинной любви ей хватит дотянуть до собственной кончины, когда все, как и полагается, вернется на круги своя.

Тереза сидела на площади и лущила каштаны, время от времени скармливая ядрышки своей подружке обезьянке, когда во главе отряда из двадцати головорезов – большинство верхом на мулах и лошадях, и все вооружены ружьями и мачете, – в поселке вновь появились отец Валентино и отец Лоренцо.