Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана

И она же пыталась справиться с его приступами боли в животе. Второй приступ случился через год после первого, а потом они происходили минимум раз в три месяца. Консепсион не понимала (потому что он никогда не говорил), что нежелание показаться врачу основано на странной логике: это наказание, достаточное для очищения и смывания грехов. Прегрешений не накапливалось столько, чтобы для избавления от них возникла необходимость оставить Консепсион.

И по прошествии стольких лет Консепсион готовила ему обжаренную в пальмовом масле рыбу, спокойно уверенная, что она с кардиналом на всю жизнь. Да и что бы с ней стало, если б она ушла? Занималась бы проституцией и нищенствовала? А с маленьким Кристобалем? Выращивал бы хризантемы в оранжереях, где заражаются кожными болезнями и умирают от опухолей? Ботинки бы чистил на улице и жил в сточных трубах? Нет, она счастлива, что жарит рыбу, и отнесет ее наверх, чтобы кардинал поел до прихода монсеньора Рехина Анкиляра, и, может, это пойдет на пользу его животу.

16, в которой его превосходительство президент Веракрус, не шибко жульничая, побеждает на всеобщих выборах (1)

– Итак, господа, срок моих полномочий стремительно приближается к концу, и дальше оттягивать невозможно. Позвольте напомнить то, что вам уже известно, а именно: на карту поставлены и ваши должности, поэтому давайте не будем подогревать слухи о расколе кабинета и авантюризме моей администрации, ладно?

– Босс, сейчас для выборов не самое удачное время. Мы не получим такие же результаты, как после завоевания Свинского острова, у нас ведь больше таких побед не было – мы не вели никаких войн. Сейчас объявить войну некому, ситуация очень сложная, – высказался Эмперадор Игнасио Кориолано на совещании кабинета в Президентском дворце.

– Эмперадор, сколько раз я должен просить не называть меня «босс»? Мы не в Панаме. А нельзя объявить войну Восточной Германии? Я уверен, это увеличило бы субсидии от Соединенных Штатов, а реальная опасность крайне мала.

Члены кабинета беспомощно переглянулись.

– Ваше превосходительство, позвольте напомнить: Восточная и Западная Германии сейчас единая страна. – Говорил министр иностранных дел – огромный учтивый человек в бархатном смокинге; как ни смешно, должность он получил потому, что жена у него – норвежка, а любовница – француженка.

Похоже, новость огорчила его превосходительство. Он устало потер лоб.

– В самом деле, – сказал он, – сейчас так выматываешься, что за делами отстаешь от событий. Так вот почему восточногерманский посол больше не ходит на приемы и не присылает мне в подарок несъедобные сосиски.

– А почему бы просто не заполнить избирательные урны заранее, как в прошлый раз? – спросил Эмперадор, от которого по известным причинам всегда пахло анчоусами.

– В прошлый раз вышел скандал. Избирателей получилось втрое больше, чем народу в стране, – ответил его превосходительство. – Во всяком случае, должен вам заметить, времена меняются. То есть сейчас приходится играть по правилам. Нельзя с высоких нравственных позиций выступать против наркодельцов и тут же эти позиции терять из-за скандальной коррупции.

– Нам бы не помешала пара путчей, – заметил министр иностранных дел. Высказывание явно потрясло его превосходительство, и министр торопливо прибавил: – Я имею в виду, ваше превосходительство, что антидемократические перевороты всегда способствуют популярности демократических правительств. У нас не найдется молодого полковника, чтоб инсценировал неудавшийся заговор, а уж мы б его потом отблагодарили?

– Мы сами напортачили, – вмешался министр внутренних дел. – С тех пор как назначили генерала Хернандо Монтес Соса начальником Генерального штаба, подобные мероприятия просто невозможны. Он установил в армии беспрекословную дисциплину и вышвырнул всех смутьянов. Никто ничего не сделает без его разрешения, а он – без нашего.

– Черт побери! – воскликнул президент; он именно для того и назначал генерала, ставшего теперь помехой. – Может, с коммунистами попробуем?

– С консерваторами шансов больше, – сказал Эмперадор. – У нас четырнадцать коммунистических партий различной окраски, и чертовски трудно отыскать какую-нибудь старой сталинистской закалки. Они все превратились в слюнявых либералов.

– Мы сами либералы, – холодно заметил его превосходительство.

– Но никто не говорит, что мы слюнявые, – поспешно сказал Эмперадор. – Предлагаю обратиться к министру внутренних дел с просьбой найти для этого дела консерватора.