Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана

Когда он приблизился, мы увидели костлявую личность верхом на жалкой лошаденке. Незнакомец был облачен в грубую мешковину, сшитую на манер туники, в стременах торчали босые ноги, а в руках он держал здоровенную палку, которую явно почитал за копье. Волосы длинные, жидкие и седые, такая же борода, а жесткая кожа задубела, как седло, и потемнела после долгих лет под солнцем. Глазки – как черные булавочные головки, что наводило на мысль о курении марихуаны, а заговорил старик с преувеличенной жестикуляцией, напоминая злодея из мелодрамы. Прервав рассказ Аурелио, незнакомец подъехал к нам и властно сверкнул глазами сверху:

– Тварь здесь?

– Какая тварь? – спросил Мисаэль, ухмыляясь до ушей; он подтолкнул Хосе локтем, точно приглашая разделить общее молчаливое мнение, что приехал сумасшедший.

Вопрос явно сбил человека с толку.

– Какая тварь? – повторил он. – Та, что принимает много обличий, а в животе у нее урчит, словно где-то бежит свора собак и лает. Видели вы ее?

– Так это, наверное, дон Эммануэль, когда пережаренной фасоли поест! – выкрикнула Фелисидад, и все засмеялись.

– А где этот дон Эммануэль? – требовательно спросил незнакомец. – Я должен его убить.

Тогда дон Эммануэль, выпятив пузо и рыжую бороду, выступил вперед, в глазах у него мелькали смешинки. Быстрым, почти неуловимым движением незнакомец опустил палку на голову несчастного дона Эммануэля, и тот как подкошенный рухнул на землю. Фелисидад бросилась на обидчика, стащила с лошади, выдрала клок волос и так сильно укусила в плечо, что у старика обильно полилась кровь.

Когда рукопашная утихла, а дон Эммануэль вернулся на этот свет и сел, уныло потирая голову, мы выслушали незнакомца, который, вероятно, часто становился жертвой подобных недоразумений.

– Причина моего прискорбного появления в том, – сказал он, – что мне триста лет, и я не могу умереть, пока не прикончу тварь. За это время я много раз объехал вокруг света, даже переплывал океаны, из-за чего всегда погибала моя лошадь, и мне приходилось покупать другую, но я все еще не отыскал твари. – Он безнадежно покачал головой, а мексиканец-музыковед спросил:

– Послушайте, приятель, так лучше же не убивать тварь, и тогда будете жить вечно, ну?

Старик вздохнул и взглянул как-то снисходительно, словно мексиканцу не дано понять.

– Странствия изнурили меня хуже, чем если бы во мне кишели глисты, – сказал он, – и я желаю упокоения смерти сильнее, чем юноша вожделеет женщину. Можешь ли ты постичь, как утомительно путешествовать верхом двести пятьдесят лет в поисках твари? У меня было тридцать три лошади, и каждый раз, когда они погибали, горе снедало меня. Все мои друзья давно умерли… Тут где-нибудь можно поесть?

Фульгенсия Астиз, грозная сантандерианка, отвела его в «Донну Флор» – так Долорес называет свой ресторан, – и туда набилось много желающих удовлетворить свое любопытство. Долорес велела им заказывать еду или убираться, но никто и с места не двинулся, и мы смотрели, как старик съел две маисовые лепешки, три сдобренных перцем пирога, чангу,[57] миску санкочо, тарелку тушеной тыквы с цыпленком и сладкой кукурузой, целый ананас, двух морских свинок и ногу небольшой викуньи. Нет нужды говорить, все мы были крайне изумлены, но старик сообщил нам, что за триста лет его пищеварительная система изрядно расшаталась, и ему приходится поглощать еду в огромных количествах, чтобы хоть как-то поддерживать себя. С Долорес он расплатился монетами из старого кожаного кошеля – на них отчетливо виднелся профиль бразильского короля Педро Первого. Дионисио потом забрал их в столицу и взамен привез Долорес несколько тысяч песо.

А незнакомец взобрался на лошадь и печально отправился на поиски своей твари, вырвав у Аурелио обещание, что его призовут, если кто-нибудь вдруг ее встретит. Я часто воображаю, как старик воюет с тварью, но никак не могу ясно себе представить, что же это за тварь такая. Лишь какое-то размытое пятно мечется и визжит.

24. возвращение в Ринконондо