Беспокойный ум. Моя победа над биполярным расстройством

Мои мысли скакали с предмета на предмет. Но вместо того, чтобы витать среди космических идей, как это бывало раньше, они наполнялись жуткими звуками и образами смерти и разложения. Перед моими глазами были мертвые тела на песке, останки животных, трупы в морге с бирками на ногах. В такие периоды я становилась беспокойной, раздражительной, злой. Единственным способом облегчить это состояние было движение. Я бегала по пляжу или ходила взад-вперед по своей комнате, как медведь в зоопарке. Я не понимала, что со мной происходит, и была совершенно неспособна попросить о помощи. Мне даже не приходило в голову, что я больна. В конце концов, после лекции о депрессии на курсе психопатологии я отправилась в студенческий медцентр с намерением записаться к психиатру. Я смогла добраться лишь до порога клиники и опустилась на ступени, парализованная стыдом и страхом, не в силах ни идти дальше, ни уйти. Наверное, я просидела там больше часа, обхватив голову руками и всхлипывая. А потом ушла и больше никогда не возвращалась. Со временем депрессия отступила – но лишь затем, чтобы набрать силу перед новой атакой.

Но каждый удар судьбы в моей жизни компенсировался полосой везения. Как, например, однажды на первом курсе. Я проходила теорию личности на курсе психологии, и профессор рассказывал о разных способах оценки личности и когнитивной структуры. Он продемонстрировал нам карточки для теста Роршаха и попросил записать ответы. В тот день мой разум парил высоко благодаря колдовскому зелью нейромедиаторов, которое Господь Бог замешал в мои гены. Страницу за страницей я заполняла довольно странными ответами. Зал был большой, все передавали свои ответы вперед. Профессор зачитал несколько из них. Я услышала странный набор ассоциаций и с ужасом поняла, что это мой листок. Некоторые из заметок были смешными, другие же просто нелепыми. Весь курс смеялся, а я в оцепенении смотрела на свои ботинки.

Дочитав мелко исписанные листки, профессор попросил автора ответов остаться для разговора. Я была убеждена, что он, как профессиональный психолог, насквозь видит мою психотическую натуру. И была в ужасе. Подозреваю, на самом деле он увидел очень серьезного, решительного и довольно беспокойного человека. Но тогда, осознавая, насколько я не в порядке, я думала, что это очевидно и для него. Преподаватель предложил мне пройтись с ним до его кабинета. И пока я в уме рисовала себе картины принудительного лечения в психбольнице, он говорил, что за все годы работы не видел таких творческих ответов на тесты Роршаха. Ему хватило такта назвать творческим то, что иной назвал бы истеричным. Это был мой первый урок в распознавании тонкой границы между оригинальностью и ненормальностью, и я глубоко благодарна этому человеку за широту мышления, которая позволила ему увидеть в моем сочинении творческую, а не патологическую сторону.

Профессор попросил меня рассказать о себе. Я сказала, что учусь на первом курсе и хочу стать врачом. Он напомнил, что, согласно правилам университета, его лекции предназначены для второго-третьего курсов. Я ответила, что курс показался мне очень интересным, а ограничение довольно произвольным. Он громко рассмеялся, и я внезапно осознала, что наконец-то кто-то оценил мою независимость. Это не мисс Кортни, и мне не нужно делать реверанс. Профессор сказал, что у него есть место лаборанта для работы по его гранту, и поинтересовался, нужна ли мне работа. Еще бы! Ведь это значило, что я могу бросить свою скучную подработку кассира в магазине одежды и наконец-то буду учиться вести исследования.

Это был прекрасный опыт: я научилась кодировать и анализировать данные, работать с компьютером, делать обзоры научной литературы, готовить материалы для публикаций. Профессор, с которым я работала, изучал структуру личности, и исследование индивидуальных различий между людьми казалось мне захватывающим. Я погрузилась в работу, которая стала для меня не просто источником дохода и знаний, но и убежищем. В отличие от лекций, которые, как и любое строгое расписание, предполагают стабильное настроение и трудоспособность, исследовательская работа допускает гибкость и независимость. К сожалению, университеты не признают сезонных колебаний поведения и способностей у маниакально-депрессивных личностей. Моя зачетка пестрела незавершенными курсами и проваленными экзаменами, но качественная дипломная работа, к счастью, перевесила плохие отметки. Перепады настроения и приступы черной депрессии нанесли огромный ущерб моей жизни и карьере в студенческие годы.