Беспокойный

Вместо ответа охранник вынул из кожаной петли на поясе дубинку, слегка приподнял ее и нажал кнопку на рукоятке. Между блестящими контактами на конце дубинки с негромким треском проскочила злая голубая искра. – Намек понятен, – сказал Казаков и взял со спинки кровати серую робу с нашитым на груди порядковым номером.

Коридор оказался широким и отлично освещенным. По обеим сторонам его через равные промежутки виднелись железные двери камер. Стены, пол и потолок были сделаны из грубого бетона со следами деревянной опалубки. Сергей отметил про себя, что электрическая проводка здесь скрытая, – очевидно, на случай возможного бунта, чтобы вырвавшиеся из одиночек заключенные, осатанев от невозможности пройти сквозь все стены и решетки и выбраться на свободу, не обесточили здание – просто так, по принципу «чем хуже, тем лучше». Кое-где из-под потолка на него смотрели любопытные, все примечающие глаза видеокамер; несколько раз им встретились другие заключенные в серых робах, каждый в сопровождении конвоира. Лица у них были бледные, как непропеченное тесто, глаза потухшие, но изможденными эти люди не выглядели – видимо, кормили здесь неплохо.

Откуда-то издалека вдруг послышались приглушенные расстоянием размеренные, крякающие вскрики сирены тревожной сигнализации. Сергей внутренне напрягся, но со стороны конвоира не последовало никакой реакции, из чего следовало, что подобные вещи являются привычной и неотъемлемой частью здешнего внутреннего распорядка.

Повернув направо, они очутились в тупике – вернее, в месте, которое выглядело как глухой тупик. Здесь обнаружился еще один охранник, одетый так же, как и остальные. Он отступил в сторону и, не глядя, хлопнул ладонью в беспалой кожаной перчатке по крупной красной кнопке, которая до этого пряталась у него за спиной. Снова включилась сигнализация; на сей раз это были не рвущие нервы и барабанные перепонки резкие дребезжащие вопли, а мягкие свистки. То, что казалось глухой бетонной стеной, сдвинулось с места и стало плавно отъезжать вправо, глухо рокоча роликами по направляющим. Свистки сигнализации стали громче, в глаза ударили ритмичные красные вспышки. «Вот так тюрьма», – подумал Сергей со смесью тревоги и любопытства. Он по-прежнему ничего не понимал, но рассчитывал, что там, куда его ведут, получит хоть какие-то разъяснения.

– Вперед, – сказал охранник, и Казаков шагнул в открывшийся проем.

Это немного напоминало дорогу в загробный мир, как ее описывают люди, пережившие клиническую смерть. Они говорят о темном тоннеле, в конце которого горит яркий свет; здесь все было немного иначе, но впечатление складывалось похожее: из унылого серого коридора Сергей совершенно неожиданно попал в царство незапятнанной белизны. На пороге этого царства его встретил человек в одеянии медика. На нем были белые штаны, куртка и хирургические бахилы; волосы прикрывала плоская матерчатая шапочка того же зеленовато-голубого оттенка, что и бахилы, но вместо стетоскопа добрый доктор Айболит держал в руке увесистую электрошоковую дубинку, а его внушительные габариты и физиономия типичного питекантропа прямо указывали на то, что ломать кости он умеет гораздо лучше, чем сращивать.

– «Бэ пятый», восемнадцатая партия, – сказал за спиной Сергея охранник в черном, обращаясь к «Айболиту». – Первичный осмотр.

– Проходи, – сказал «Айболит», и Сергей прошел.

За спиной у него под свист сигнализации и вспышки красных ламп начала закрываться дверь. Не утерпев, он обернулся и успел увидеть охранника, который его сюда привел. Боец остался в коридоре по ту сторону двери; пластиковое забрало его шлема последний раз блеснуло отраженным светом сигнальных ламп и скрылось из вида, заслоненное стальной плитой. С этой стороны дверь была не серая, шершавая, а матово-белая. В нее был вмонтирован плоский экран, на котором Сергей разглядел черно-белое изображение топтавшихся за дверью охранников. Ему опять подумалось, что если это тюрьма, то очень и очень странная. А может быть, его ненароком занесло в будущее? Хлебнул чего-то не того и впал в летаргический сон лет эдак на пятьдесят, а может, и на все сто… Почему бы и нет, в конце-то концов? Бред, конечно, полнейший, но из всех объяснений, которые до сих пор приходили ему в голову, это – самое логичное и непротиворечивое…

Сирена смолкла, лампы погасли. Ощутив чувствительный тычок в позвоночник концом дубинки, Сергей двинулся вперед по белому коридору, залитому ярким светом скрытых ламп. Спина между лопаток ныла; если это было будущее, то вертухаи в нем, увы, не стали ни на йоту более вежливыми и обходительными, чем на рубеже двадцатого и двадцать первого веков.