Бесполезен как роза

Дело было во время нашей еженедельной беседы. Сестра попросила разрешения проводить беседу в присутствии студентки, проходившей обучение на медсестру, я охотно согласилась. Девушка проходила на нашем отделении практику, мне она была симпатична. И я ничего не имела против ее присутствия при нашем разговоре. Она не участвовала в беседе, а сидела в сторонке и молча наблюдала за происходящим. Она не произносила ни слова, и я даже забыла про ее присутствие. Мы говорили о моих увольнительных. О том что скоро, через несколько месяцев, мне предстоит вернуться домой, и о том, как важно для меня построить сесть социальных связей. Как мы будем это делать. Мы говорили о волонтерских организациях, о месте практикантки, которое я получила, и о том, что скоро я приступлю к занятиям в университете. «Там у тебя обязательно появятся контакты с другими студентами, — сказала старшая сестра. — В университете студенты объединяются по группам для кол… колв…». Споткнувшись на этом слове, она быстро обернулась к начинающей медсестре:

— Как это называется?

Но студентка только улыбнулась и помотала головой, что она, мол, не знает, и старшая сестра снова повернулась ко мне и продолжала:

— Ладно! Неважно, как они там называются. Главное, что там есть группы.

— Группы для коллоквиумов, — подсказала я.

— Да, верно, — согласилась она.

Мы продолжили беседу. О том, хорошо ли мне живется на отделении, о наших занятиях и о том, не мешает ли мне шум из соседней комнаты? Она была внимательна, приветлива и надежна, и я с чистой совестью подтвердила, что живется мне очень хорошо. Мы обсудили много разных тем, и в конце беседы она снова спросила меня, как я себя чувствую. Я снова подтвердила, что чувствую себя здесь хорошо, но добавила, что раз уж она решила меня спросить, то я должна сказать, что временами мне бывает немного обидно, когда я чувствую, что в глазах окружающих я стою ниже, чем представители лечащего персонала.

Здесь все дружелюбны, но мне мешает, что меня принимают не вполне всерьез, в отношении к себе я ощущаю избыточную сострадательность и некоторый недостаток настоящего уважения. Старшая сестра и к этому отнеслась с обычным пониманием и сказала, что вполне представляет себе, что иногда мне может так показаться. Но дело тут в моей низкой самооценке, а вовсе не в отношении окружающих. Она, дескать, принимает меня совершенно всерьез и относится с искренним уважением. О'кей! Так почему же тогда, запамятовав слово «коллоквиум», она обратилась за подсказкой к практикантке? Ведь та ни разу ни слова не сказала во время всего нашего разговора. Если она меня так искренне уважает, то почему она не обратилась сначала ко мне, хотя я каждую неделю хожу на работу в Блиндерн, а осенью начну учиться в университете, а потому перечитала все брошюры, посвященные студенческим занятиям, какие только можно было раздобыть? Сестра примолкла, затем снова повернулась к своей практикантке:

— Ведь это верно? Я действительно так поступила? — сказала она. — Я спросила тебя, а не ее.

Студентка кивнула.

Снова наступило молчание. И тогда она признала, что я действительно права. Она желала обращаться со мной и с другими с полным уважением, но теперь видит, что иногда невольно допускала ошибки. И спросила меня, не соглашусь ли я на следующем семинаре для персонала, выступить по этому вопросу, потому что она, наверняка, не единственная, кто делает такие ошибки.

В тот раз мое сообщение вряд ли было очень удачным, но, мне кажется, это была самая важная из всех лекций, которые мне доводилось читать. Потому что я выбралась из горшка с кашей, вернула себе какое-то самоуважение и добилась серьезного к себе отношения, и меня не оттолкнули. Мне позволили прочитать доклад, но после него по-прежнему не отказывали мне в поддержке и утешении, когда мне это требовалось. Мне дали возможность показать свои способности, не требуя, чтобы я постоянно их доказывала снова и снова. Я ничего не потеряла, но зато многое приобрела. Особенно меня порадовало то, что на лекцию не только пришла большая часть персонала, но одна из сестер, которая мне нравилась больше всех, задавала мне критические вопросы и поспорила со мной по некоторым пунктам. Она действительно поняла, о чем я говорила. Она была приветлива, вежлива и доброжелательна, но приняла меня всерьез и выразила свое несогласие, вместо того чтобы благодушно и снисходительно соглашаться со всем, что говорит больная. Она была искренна. И оттого это было так приятно.