Читаем Бесполезные мемуары полностью

Мы вскоре увидим, каким странным и страшным образом моя неблагодарная кума отомстила за мой вынужденный уход.

Глава XXI

Гениальная месть Теодоры

Ближе к святой неделе, я получил однажды большое гнусное письмо на восьми страницах. Едва сломав печать, я пожалел, что открыл его. Оно было от мужа Риччи, человека жизнерадостного и неспособного выказать мне неуважение, по крайней мере без наущения своей жены. Он упрекал меня, скорее с дерзостью, чем сожалением, что я покинул мою куму после пяти лет хороших отношений. Мое поведение, говорит этот идиот, недостойно кавалера и галантного человека, и двадцатью различными нелепыми аргументами доказывал мне, что я должен поспешить припасть к коленям премьерши, чтобы покаяться; так что я бросил письмо в огонь и больше о нём не думал. Несколько дней спустя муж Риччи вошел ко мне в кабинет. Он обратился ко мне, со шляпой в руках, смущенно. – «Я пришел, сказал он нерешительно, – я пришел только попрощаться с вашей светлостью от имени моей жены. Мы собираемся в Мантую с труппой». – «Ну что ж, ответил я, – счастливого пути и удачи». Бедный человек постоял мгновение, потом собрался с духом: «Я пришел также по поводу письма, на которое ваша светлость не ответили». – «Вы допустили ошибку, написав это письмо; я счёл разумным не принимать во внимание это письмо и забыть его». – «Наоборот, сказал он, возвысив голос, я хорошо сделал, что написал вам это письмо». – «Ты поступил неправильно, – ответил я в гневе, – и ты очень смел, придя надоедать мне. Не злоупотребляй моим терпением, не собираешься же ты повторять здесь свои глупые аргументы, попивая при этом чашку шоколада». Мой камердинер вошел с подносом. Риччи, бледный и дрожащий, отпил половину своего шоколада, и вернул чашку, говоря, что чувствует себя немного больным. Сразу же официант ушел, бедняга упал в растерянности к моим ногам прося прощения за свою ошибку. – «Синьор! – воскликнул он, – вот правда, как на духу: молодой Гратарол околдовал мою жену со своей лестью и своими неаполитанскими конфетами. Вопреки мне и на моих глазах она получала от него любовные письма, на которые я не мог помешать ей отвечать. Я запретил ей видеться с этим вертопрахом, но она смеялась над моими запретами. Напрасно я доказывал ей, что она потеряет в этой игре уважение и защиту нашего доброго кума графа Гоцци, которому она обязана своей репутацией как актриса и честная женщина, она не слушала меня и решительно послала меня ко всем чертям. Я клянусь, что визиты сеньора Гратарол начались и множатся вопреки моим протестам и вопреки моей воле». – «Ну хорошо, – сказал я, – я окажу тебе честь и пойду тебе навстречу. Мне не следует больше видеться с твоей женой. Я избавлю тебя от изложения причин, которые заставили меня изменить свое поведение. Иди, мой друг, я тебя прощаю при условии, что ты дашь мне отдохнуть».

Турне компании по провинции избавило меня от этих неприятностей на шесть месяцев. Я использовал летний сезон для поправки своего здоровья. Медики рекомендовали мне воды Чила, я их пил; они принесли мне много вреда, и поскольку венецианские эскулапы предписали мне продолжать лечение, я направился бы прямой дорогой от жизни к смерти, если бы не взял себе за правило руководствоваться своими собственными соображениями. Обильная еда, хорошие вина и все продукты, которые мне были строго запрещены, вернули мне в один месяц здоровье и силы. Что бы делали бедные смертные без помощи науки?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное