Бесполезный попаданец

Сейчас я смотрю с изумлением на крупную деревню, скорее село. В ней есть даже школа! И братская могила находится на площади рядом с ней. Наверно ее здесь и организовали, чтобы школьники ухаживали. Блин, блин, блин! Ведь даже Гитлеру не удалось уничтожить русские деревни. Фашисты сжигали их вместе с людьми, но они возрождались! И вот безо всякой войны планы Гитлера воплотят в жизнь. И кто? Свои же… До этого я тоже думал о брошенных деревнях. Но все было абстрактно. Что станет с Большим, где живет Лена Иванова со своей семьей, я не знаю. Не бывал там ни разу и даже не слышал о нем раньше, в будущем. А вот здесь я был, точнее буду. Я помню, что вокруг будут только заброшенные поля и молодой лес, столбы с колючей проволокой… Нет, столбы не ограждение — электрические. Настоящую проволоку давно украли, сдали в цветмет. Но кое где еще остались отдельные домики, живут люди. Вот и протянут вместо алюминиевых проводов — ржавую колючую проволоку.

— Не плачь, мальчик, тебя наши хулиганы обидели? Или кто-то близкий похоронен?

Я вытер лицо рукавом. На самом деле слеза скатилась, и не одна. Хулиганы? Какие-то мальчишки подходили, привлеченные мопедом, но я даже не помню, что они говорили, чего хотели и куда я их послал. Я стоял, держась обеими руками, за ограду, и меня душила обида на другое. Больше пяти с половиной тысяч солдат, офицеров, только в этой братской могиле, одной из нескольких в окрестностях города. Они воевали за будущее, за нас, за страну, чтобы спасти ее народ от погибели, чтобы здесь могли жить люди…

— Да. Что ты хотела?

Девчонка. Примерно мой возраст. Пионерский галстук. Летом?! Одета не в форму, а обычное платьице. Красивое русское лицо.

— Наша пионерская дружина, следит за сохранностью братской могилы. Мы убираем ее, красим, подновляем. Когда делают новые таблички, крепим. Правда крепят старшеклассники.

— У вас что десятилетка?

— Десятилетка? А… нет, восемь классов. Старшеклассники — это из восьмого. Но обещают, если наберется хотя бы человек семь, будет девятый. Учителя у нас хорошие.

Вряд ли наберется. Хотя кто его знает? Детей вокруг, несмотря на каникулы хватает.

— А ты, дежуришь? Меня Андреем зовут. — я протянул руку.

— Таня. — девочка немного смутилась.

— Да, Танюш, ой извини, Таня.

— Да ничего.

— У меня здесь дед похоронен, точнее должен быть похоронен, я еще не смотрел таблички. Приехал цветы возложить. Я смотрю много цветов. — не прав, Семенович, если бабушка приедет, будет плакать. Даже я прослезился, хотя и по другому поводу.

— У нас много приезжает людей на девятое мая. Ветераны приходят. Часть мы убрали, но эти хоть и высохли, но смотрятся еще хорошо.

А вот это мой косяк! Надо было настоять на поездке девятого и вытащить своих. Ведь могли встретить однополчан? Нет, вряд ли. Я никому не рассказываю из своих, в какой части сложил голову дед. И выжившие однополчане не любят вспоминать об этой службе. Стараются обойти молчанием. Дело в том, что это «отдельный, десятый наш стрелковый батальон.» Больше известный, как штрафной батальон Западного фронта. Больше ста человек из него сложили здесь головы в январе сорок третьего, «искупив вину кровью». Какую? А вот здесь можно процитировать Высоцкого как он верно подметил «не то чтобы не знаю, рассказывать нельзя». Даже в будущем, тот документ то выкладывали в интернете, на мемориале, то прятали «по соображениям». Неважно. Я считаю, что дед был прав, сумел вывести из окружения остатки полка. Окружения, в котором погибло все командование дивизии и полка. Был повышен в звании, переведен в новую часть, так как от старой мало что осталось. А через месяц его догнал только что вышедший указ двести двадцать семь.

— Ладно, Тань, я постою один, хорошо?

— Хорошо. Заходи потом в школу, у нас есть музей, посвященный битве. Ой, извини, заговорила, но зайди, обязательно!

Глава 11

23 февраля 1973 год. Праздники.