Беспощадная страсть

Страны, где правит пистолет,
Свинцовый небосвод
И серых лет, и страшных лет
Постылый хоровод.
Когда под яркостью одежд
Таятся язвы бед,
Когда ни веры, ни надежд,
Ни будущего нет.
Когда и жизнь-то стоит грош
У каждого из нас,
Тогда плевать, когда умрешь,
Лишь был бы счастья час!
Бонни и Клайд, Бонни и Клайд, как вас теперь зовут?
Бонни и Клайд, Бонни и Клайд, дети кровавых смут…
Сквозь автоматный яростный визг
Мчитесь вы в никуда…
Русской рулетки кружится диск,
Плещет крылом беда…

Север удивился: он никогда раньше не сочинял стихов, хотя любил их всегда. Может, просто некогда было? Или считал, что лучше признанных мастеров все равно не напишешь, и пробовать нечего? А сейчас вот прорвало, надо же… Не ожидал от себя… «И ведь увлекательное занятие, — подумал Север, — захватывает! Попробуем дальше…»

Кровавым ангелом войны
Стремительный, как бес,
Полями выжженной страны
Летит наш «Мерседес».
Простите, честные менты,
За эту круговерть…
Дрожите, «жирные коты»!
Несется ваша смерть!
Бонни и Клайд, Бонни и Клайд, рвете вы гниль времен,
Бонни и Клайд, Бонни и Клайд, сколько у вас имен?
Сквозь автоматный яростный визг
Мчитесь вы в никуда…
Русской рулетки кружится диск,
Плещет крылом беда…

«А ведь из этого может получиться песня, — подумал Север. — Проблемная песня. Сколько молодых идиотов мечтают сейчас податься в мафию, ибо нынче престижно быть бандитом, а больше и ткнуться-то некуда — не на заводы же или шахты, где годами не платят зарплату… И подаются, и верными псами служат разного рода «папам» и «папикам», землю роют… А я их потом убиваю, потому что их нельзя не убивать, потому что они уже не люди и людьми никогда больше не станут… А, ладно! Вернемся к стихам, вернемся к Бонни и Клайду…»

Мы знаем, гнев земных богов
Вот-вот настигнет нас,
И нас обложит, как волков,
Ухватистый спецназ.
И вырвет с мясом автомат
Остатки наших сил,
И не укажет даже ад
Затоптанных могил…
Бонни и Клайд, Бонни и Клайд, сбросившие хомут,
Бонни и Клайд, Бонни и Клайд, дети кровавых смут.
Вот вы летите сквозь времена,
Ловите злой свинец.
Как безнадежна ваша война,
Как предрешен конец…

Кажется, все… Правда, если делать из этого песню, то припев можно повторить еще раз, в несколько видоизмененном варианте. Приблизительно так:

Бонни и Клайд, Бонни и Клайд, вами наш мир клеймен.
Бонни и Клайд, Бонни и Клайд, сколько у вас имен?
Сквозь автоматный яростный визг
Мчитесь вы в никуда…
Русской рулетки кружится диск,
Плещет крылом беда…

«Вот и сварганил Бонни и Клайда с российской спецификой», — подумал Север, слегка подсмеиваясь над собой. — Можно идти хвастаться Милке. Впрочем, нет, Милке сейчас не похвастаешься… Разбудить, что ли, Сеньку с Галкой?»

Север подошел к купе, соседнему с его собственным. Хотел постучать, но прежде прислушался. Оттуда доносилась весьма характерная возня. Да, ребятам сейчас не до стихов, понял Север, у них там сейчас и так сплошная поэзия… Ох, Гелла, ох, ненасытная девка! А ведь бросит парня, как пить дать бросит, едва почувствует себя в безопасности и богатой! Хотя все правильно, пусть бросает, не нужна Умнику такая жена.

Галина поехала в Москву вместе с остальными, как подозревал Север, только из страха. Она боялась города, где ее могли вычислить оставшиеся газаватовцы или милиция, боялась и податься куда-нибудь самостоятельно: ей, как считала она, была необходима пластическая операция, которую обещал устроить Север. Без операции, думала Галина, ее обязательно схватят менты или «шестерки» банковской корпорации в связи с убийством Бориса Анатольевича.