Беспощадная толерантность

И Настя с визгом кидается к нему, повисает на шее. Кожа и волосы Индейца пахнут сосновой хвоей и дымом костра, как всегда. Дальше Настина фантазия заканчивалась, представляя обрывочно, как они идут вместе с Индейцем почему-то через ночной лес, а вокруг в темноте ворочаются и ворчат невидимые страшные чудовища. Но рядом с Индейцем это все совершенно не страшно, потому что его теплая рука крепко держит Настину ладошку и ни за что теперь не отпустит.

А потом ночь светлела, и дорога выворачивала к дому.

— Где же ты так заблудилась, горюшко, — причитала мама, укутывая Настю в теплое одеяло, придвигая поближе чашку чая и яблочный душистый пирог…

Это была любимая Настина мечта. Благодаря ей Настя пережила некоторые особенно паршивые дни в Доме социальных сирот. Когда становилось совсем худо, пряталась куда-нибудь в безлюдное место и представляла, что вот сейчас открывается дверь и входит Индеец.

Сейчас, когда появилось свое жилье, больше не нужно было прятаться и придумывать несуществующую дверь. Когда становилось невыносимо, Настя просто садилась в прихожей и представляла, как сейчас в квартиру входит Индеец.

Джамиля метнула на зареванное лицо Насти неодобрительный быстрый взгляд, подтолкнула девушку внутрь квартиры, защелкнула замок. Сказала совершенно обычным спокойным голосом:

— Не завтракала, да? Я тебе горячую долму принесла, сейчас вместе кушать будем.

Подхватила Настю за локоть, повела на кухню, усадила за стол. Деловито и безошибочно, будто видела сквозь дверцы или уже открывала их не раз, извлекла из шкафчиков тарелки, чашки, вилки, пузатый фарфоровый чайник, упаковку чая. Распаковала свертки, которые принесла с собой.

От горячей долмы тянуло душистым ароматом тушеной баранины, чеснока и кинзы.

— Кушай, — велела Джамиля, вкладывая вилку в безвольные Настины пальцы. — Тощая, как кошка, никто замуж не возьмет.

Придвинула поближе тарелку, повернулась к окну, резким движением раздернула шторы.

— Закрой, — тихо попросила Настя.

Джамиля не услышала, присела напротив, уставилась на собеседницу задумчивыми черными глазами. Улыбнулась — скупо дернула краешками тонких губ.

— Понравится, научу, как делать. Простой рецепт, только мясо хорошее надо.

— Закрой шторы, — повторила Настя. От запаха долмы ее мутило.

Джамиля не шевельнулась.

— Закрой, пожалуйста…

Сил и мужества подняться, повернуться к окну и задернуть шторы самой у Насти не было.

— Нет, — губы Джамили дернулись, скупая улыбка исчезла.

— Почему?

— Еще для долмы виноградный лист надо. В вашем климате плохо растет. Я тебя научу, где взять.

— Почему?!

Джамиля поднялась, включила чайник. Сказала, не поворачиваясь, раздраженно дернув худым плечом:

— Люди в закрытые окна посмотрят, подумают, ты не уважаешь наши традиции.

— Я не уважаю, — глухо ответила Настя.

— Совсем не слышу, что ты сейчас говоришь, Настья, — Джамиля опять передернула узкой спиной в черном платье — как кошка отряхнулась. Громко застучала ложкой, выкладывая в блюдце варенье.

— Я не уважаю традиции, в которых убивают людей, — тихо сказала Настя, — и мне все равно, чьи это традиции.

— Настья, — Джамиля обернулась. Села напротив. Одним пальцем, не то брезгливо, не то опасливо, тронула белый браслет на Настином запястье. — Ты совсем не боишься свой ошейник?

— Это просто индикатор, — пожала плечами Настя, задвигая браслет под рукав.

— И что?

— Ну, он же ничего не записывает и не передает, — смутилась под насмешливым взглядом Джамили. Уточнила: — Ну, так говорят. Гражданский индекс меняют из-за внешних сигналов. Аттестация на работе. Или если кто-то позвонит и нажалуется…

— Настья, — усмехнулась Джамиля. — У вас этот индекс очень важно, да? Из чего он делается?

— Уважать чужие традиции и особенности, — вздохнула Настя, цитируя определение из методички современного гражданина. — Не препятствовать. Не демонстрировать неуважение.

— Не препятствуешь? Правильно. Сегодня дома сидишь, на людей не кидаешься. Теперь не демонстрируй неуважение. Шторы не закрывай, поняла? Настья, — Джамиля вздохнула, заглянула с сочувствием в лицо. — Ты хорошая, но не очень умная. У нас свои традиции, у вас — свои, — она ткнула пальцем в Настин браслет. — Вот и уважай, что есть.

На работу Настя, конечно, опоздала.

Верочка уже сидела на месте, закинув ноги на соседний стул, неторопливо листала на компьютере какой-то форум с розовыми сердечками на страницах. Спросила, не оборачиваясь, начальственным насмешливым голосом:

— Опять опаздываем, Соловьева?

Хотя, в основном, опаздывала как раз сама Верочка.

— Привет, Вера, — вздохнула Настя.

— Не Вера, — строго ответила та. — А Виерра.

И повернулась.

Настя ошеломленно застыла.

За выходные Верочкино лицо изменилось до неузнаваемости. Серые глаза сменили цвет на ярко-зеленый, серебряная цепочка пересекала побледневший лоб, острые кончики ушей торчали из-за подколотых на висках волос.

— Что уставилась? — спросила Верочка, усмехаясь тонкими алыми губами. — Не одобряешь? Да, такие, как ты, нас не понимают…