"Беспощадный"

Обойдя кубрики, комиссар пробирается на камбуз. Надо как-то накормить матросов. Коки совсем сбились с ног. Из котлов и кастрюль все расплескивается, того и гляди, ошпарит. От первого пришлось отказаться: содержимое котла через несколько минут почти все оказалось на палубе. Кое-как приготовили гречневую кашу. Бачковые, проявляя чудеса акробатики, разнесли ее по кубрикам и боевым постам. Моряки поопытнее обрадовались ей, едят и похваливают, хотя она чуть недоварена и подчас порядком разбавлена морской соленой водой: бачкового захлестнуло волной, когда он бежал по верхней палубе. А матрос помоложе черпнет еду ложкой, лицо перекосится, позеленеет. И без того человека мутит от качки. Кончается тем, что зажмет матрос рот ладонью и бежит скорее на свежий воздух.

Тяжелее всего, пожалуй, машинистам. У котлов и турбин жара, воздух насыщен парами мазута и масла. Тут и в штиль несладко, а в качку - и говорить нечего. Вздымается, кренится блестящая как зеркало палуба, ноги скользят по ней, а ты и ухватиться ни за что не можешь: от жары все раскалилось как огонь. Улучив минуту поспокойнее, заглядываю в котельные и машинные отделения. Совсем ослабели ребята. Грязные, потные, измученные - жалко смотреть на них. Но подходишь - улыбаются, шутят, стараясь перекричать шум вентиляторов:

- Хорошая погодка, товарищ командир! Давно уже нас так не потряхивало!

Турбинисты меня даже закусить с собой пригласили. Оказывается, они притащили с камбуза сырую картошку, вложили ее в чайник, а к его носку подсоединили шланг, по которому пустили пар. Картошка получилась - объедение. Покидаю машинистов успокоенный: эти все выдержат.

По-прежнему идем зигзагом. Три минуты "Беспощадный" мчится навстречу ветру и волнам, то вонзаясь носом в воду, то вставая на дыбы. Следующие три минуты волны налетают на борт, словно пытаясь повалить корабль набок. Мачты на фоне низко нависших облаков выводят огромные замысловатые дуги и восьмерки. Позади еле проглядывают в серой мгле транспорты. Временами их скрывают от нас гребни волн. В бинокль видно: по самые надстройки погружаются суда в пенящийся водоворот, но знай себе идут и идут вперед - тяжелые, медлительные и упрямые.

Пока все нормально. В штабе правильно предсказали: в такую погоду немцы носа не сунут в море. Для их авиации погода нелетная. Караван наш следует без всяких

происшествий.

Стемнело. Ночью еще оглушительнее кажутся свист ветра и удары волн. Приказываю прекратить всякое движение по верхней палубе. В такой кутерьме и не заметишь, как смоет за борт.

Где наши транспорты? Ходовых огней не включаем, переговоров по радио тоже избегаем. Берег близко, и совсем не хочется, чтобы нас засек враг.

В кромешной темноте прошли несколько часов. Наконец вдали робко мелькнул огонек.

- Товарищ командир, - сквозь шум ветра слышу доклад штурмана Бормотина, видны огни одесских маяков. Через три часа, или ровно в ноль-ноль, будем в Одессе.

И снова мы видим кровавое зарево над сражающимся городом. Отсвет пожаров отражается в облаках. Кажется, само небо раскалилось докрасна. Матросы не могут оторвать глаз от этой жуткой картины. Забыты усталость, тошнота и головная боль, вызванные изнурительной качкой.

Обмениваемся с транспортами сигналами с помощью затененного фонаря, подводим их к Воронцовскому маяку. В свете пожаров мы теперь видим суда. Один за другим, борясь с волной, они черными тенями скользят мимо нас.

Благодарю капитанов за отличное совместное плавание и желаю дальнейших успехов.

Мы в порт не заходим. Остаемся в зоне ожидания. На малом ходу еще сильнее швыряет нас на волне. Но похоже, теперь никто не замечает качки. Зарево Одессы заставляет моряков забыть о собственных невзгодах.

Берег просит огня

К рассвету море стало стихать. "Беспощадный" на малом ходу маневрировал в нескольких милях от берега. Около пяти часов утра, когда было еще совсем темно, с берегового корректировочного поста передали координаты цели значительного скопления автомашин и танков противника. "Враг готовится к атаке. Немедленно дайте огня!"- гласит радиограмма.

"Беспощадный" ложится на боевой курс. Штурман старший лейтенант Бормотин спешно производит расчеты, сообщает командиру артиллерийской боевой части курсовой угол и дистанцию до цели, договаривается о точке, в которой корабль откроет огонь. На основе этих сведений центральный пост определяет данные для стрельбы. Старший лейтенант Ярмак поднялся в командно-дальномерный пост и не сводит глаз с секундомера.

Идем со скоростью десяти узлов. Намеченная штурманом точка приближается.

- Подходим! Осталось пять минут, - предупреждает Константин Иванович Бормотин.

Медленно поворачиваются орудия, устремляя стволы на невидимую цель.

- Осталось три минуты!

Ярмак приказывает зарядить орудия.

- Осталась одна минута!

Наводчики впились глазами в слабо светящиеся циферблаты приборов целеуказания, стараясь точнее совмещать стрелки.

- В точке! - Голос штурмана так громок, что разносится по всему мостику. И тотчас же из командно-дальномерного поста следует приказ Ярмака:

- По немецким захватчикам - огонь!