Беспощадный дикарь (СИ)

Глухой смех вырывается из-за того, что теперь, когда я признаю это, груз сваливается с моих плеч. Я больше не могу убежать от этого, или похоронить себя, возясь с металлоломом и моторной смазкой, или притворяться, что то, что происходит, когда я рядом с ней, это что-то другое, а не то, что есть на самом деле. То, чем это всегда было.

За каждую минуту, проведенную в ненависти к Мэйзи, я ненавижу себя еще больше, потому что никогда не мог отпустить ее.

Правда в том, что я никогда не переставал любить ее.

Она существовала под поверхностью все эти годы. Я не могу освободить Мэйзи от той хватки, которую она держала на моем сердце с тех пор, как мы были детьми. Именно поэтому ее предательство ранило меня, ранило гораздо сильнее, потому что я люблю ее.

Эта проклятая вещь, которую чувствую к ней, все еще реальна, непреодолима и ее невозможно задушить. Даже моя ненависть — это любовь к ней, какой бы поганой она ни была.

После того, как в мозгу возникли ужасающие образы того, что могло бы случиться, если бы я не потерял тот хвост, и чем бы все закончилось, если бы нас поймали, я знаю, что даже если был готов разрушить ее жизнь, я не позволю никому другому сделать то же самое. Я не буду причинять ей боль, потому что она импульсивна и не научилась держаться подальше от неприятностей.

Инстинкт защищать Мэйзи глубоко въелся в мое существо. Она моя, и никто другой не может получить ее или причинить боль. Только я.

Меня пугает, что я так глубоко чувствую к ней — и хорошие эмоции, и плохие.

Должен держаться от нее подальше, иначе то, что я хранил в бутылках под ненавистью и обидой все эти годы, вырвется наружу, и не смогу контролировать себя. Внимание, о котором она умоляла меня, поглотит ее, как неукротимый огонь.

Я влюблен в Мэйзи, но никогда больше не смогу ей доверять. Если я доверюсь, это откроет мое сердце, чтобы снова почувствовать мучительную боль от ее предательства.

15 МЭЙЗИ

Как только закончилось вихревое приключение в Париже, где моя лучшая подруга вышла замуж за мужчину мечты, я с ужасом смотрю на свою входную дверь. Три дня вдали от дома были потрясающими. Это было путешествие всей жизни, оставившее мое свободное, жаждущее путешествий сердце полным, и я создала воспоминания, которые буду дорожить вечно. Но даже среди великолепия чужого города, Фокс и то, что я узнала в прошлые выходные, ни на секунду не выходили из головы.

Бешеный поцелуй, погоня на машине, грубые руки на мне, его взятка Лане — все это требовало моего внимания. Даже когда Тея и Коннор обменивались клятвами и кольцами, а Девлин проводил церемонию, мысли были рядом, отвлекая мое внимание от присутствия в настоящем моменте. Я ненавидела себя за то, что была плохой подругой во время одной из самых важных вех в жизни моей лучшей подруги. Нам нужно поскорее разобраться между собой, иначе я сойду с ума от ощущения, что живу двойной жизнью.

Мои губы покалывает при воспоминании о том, как Фокс овладевает ртом, и все это время я была готова к тому, что его шторм обрушится на меня. Мое сердце не было готово к тому, что почувствую, когда мы наконец столкнемся.

Он отказывался целовать неделями, несмотря на то, что без устали брал и брал у меня, но наконец что-то сломалось и сдвинулось. Его стены разрушаются, и я должна проскользнуть внутрь, пока он не возвел их снова, сильнее, чем когда-либо.

Смотря на дверь дома, крепче сжимаю сумку и дышу, преодолевая сильное желание развернуться и уехать куда угодно, лишь бы подальше от этой клетки. Но я не могу оставить отношения с Фоксом незавершенными.

Не после всего, что я узнала.

Не после того, как этот поцелуй дал мне надежду, что он не вне досягаемости.

Едва успеваю пройти через систему безопасности и войти в парадную дверь, как на меня обрушивается стена осуждения и гнева. Мои родители стоят в холодном фойе и смотрят на меня. Холден сидит на лестнице и наблюдает за матерью всех лекций, которые, как я чувствую, готовятся, его светло-каштановые волосы стоят дыбом, как будто он неоднократно проводил по ним пальцами. Я встречаю взгляды мамы и папы, и мое сердце слегка замирает.

Они в ярости.

Глубокие морщины сковывают папин разочарованный хмурый взгляд, а мама так сердита, что превратилась в статую. Это ее пугающая привычка — оставаться неподвижной, пока ярость поднимается на поверхность и выливается из нее в неизбежную тираду, когда она достигает своего пика.

— Привет, ребята, — говорю я, цепляясь за ремень дорожной сумки, как за спасательный круг.

Тишина. Абсолютная и непроницаемая.

Вот дерьмо.

В последний раз она была так зла, что не могла говорить, когда я отправилась в поход и опоздала на пресс-конференцию по новому исследовательскому проекту ее компании, не предупредив. Мало того, что опоздала, я еще была потной и в красной пыли тропы, а не в нарядной деловой повседневной одежде, которую она приказала мне надеть. Нет ничего более ненавистного для мамы, чем смущение от моих поступков.

— Мэйзи Грейс Лэндри, — наконец говорит мама, когда я начинаю перемещать свой вес.