Беспощадный Лёд

В конце концов, именно по отношению к Лиаму это будет жестоко. Держаться дальше. Только какая ему польза от оболочки? Что хорошего? Когда болезнь пойдет дальше, он не сможет встать с постели, сделать глоток воды, не пролив ее на себя или вспомнить день рождения Лиама? Что причинит Лиаму большую боль, веревка или пистолет? Что бы Майк ни выбрал, трусливый конец или способность помнить, что Лиам значит для него?

Он начал забывать простые вещи, слова вертятся на кончике языка и остаются там же. Кроссворды, которые они обычно решали вместе: Майк называл ответы на все вопросы, а Лиам записывал их, потому что клетки были слишком маленькими для нетвердой руки Майка — в последнее время Лиам делал их сам. У него это неплохо получается. И почему Майк удивлен? Это чертовски глупо — недооценивать Лиама Фитцджеральда.

Врачи не знают, сколько времени осталось у Майка. Прогноз всегда колеблется: от десяти до двадцати лет, от пятнадцати до тридцати лет, «…честно говоря, мы просто, блядь, гадаем, у нас нет ни малейшего понятия…». Майк не понимает, что предпочтительнее: в пятьдесят умереть от пневмонии или в сорок пять посмотреть на Лиама и не сразу вспомнить его. Но они ни хрена не знают. И он ни хрена не знает.

С медицинской точки зрения Майк в жопе с тех пор, как ему исполнилось тридцать два года, и теперь, приближаясь к сорока трем, он пережил абсолютно худшие сценарии развития событий, и начал спотыкаться на пути к лучшим. В самом оптимистичном случае он доживет до своих гребаных шестидесяти, и, вероятно, под конец это будет не очень хорошая жизнь. Эта долбанная шутка, и совсем не смешная.

Лиам был медицинским доверенным лицом Майка в течение многих лет, и его прописали во всех документах, как только это стало логичным. Мама жила в двух часах езды от него, как и брат. Она уже в годах, а у Тома семья. Если кто-то собирается решить, будет ли он жить или умрет, когда он сам больше не будет способен сделать выбор, это должен быть человек, которому придется жить с этим грузом каждый день.

Хотя просить об этом было нечестно, но Лиам воспринял это так, словно Майк сделал ему подарок. Не то, чтобы у него было много вариантов: у Майка указано во всех его файлах и документах «Не реанимировать», и он знает, что Лиам уважает его решение, как бы оно ему и было ненавистно.

Это забавно, потому что иногда Лиам говорит об этом… м-м-м, не бесстрастно, а может быть — спокойно? С принятием. В конце концов, у Лиама было много времени, чтобы привыкнуть. Почти столько же, сколько у Майка. А иногда, если Майк едва намекнет, что не доживет до ста лет, Лиам не разговаривает с ним до конца дня. Отрицание никогда никому не приносило пользы, отрицание не удержит рядом, но Майк понимает. У него есть сколько-то времени, прежде чем все станет своего рода чистилищем. Майк уже принципиально мертв и просто ждет, когда упадет топор.

У него есть время. Он не знает, сколько, но… у него еще есть время.

В последнее время худшее — это секс. Или, может быть, просто секс показывает, насколько сильно он изменился. Не в лучшую сторону. У него никогда не было такой безграничной энергии, как у Лиама, но это было скорее результатом разницы в возрасте: Лиаму восемнадцать, а Майку не двадцать. Сейчас? Лиаму столько же лет, сколько было Майку, когда они встретились, и он уже не тот озорной маленький засранец, который пытается залезть на Майка по десять раз в день. Но все равно Майк не может за ним угнаться.

Он не может, как раньше помыкать Лиамом в постели так, как тому всегда нравилось, не может удержать его и дать, что ему нужно. Дело не в том, что он не доверяет своей силе, потому что она не вся ушла (хотя, конечно, это уже не то, что было раньше), но он не доверяет своему равновесию, своей выносливости. Раньше он мог разобрать Лиама на части, а потом, пока тот переводил дыхание, приступал ко второму раунду. Теперь он может терпеть поражение от нескольких гребаных лестничных пролетов, так что единственное, как можно охарактеризовать хренотень, которой они занимаются — это неторопливость, и Лиам все еще останавливается и проверяет, справляется ли он. Обычно он может. Не всегда.

Лиам не заставляет Майка чувствовать себя плохо из-за секса, что, честно говоря, заставляет его ощущать себя еще хуже. Майк помнит, как Лиам говорил о его руках, как о чертовом откровении. Теперь они ни на что не годятся. Ими били так же сильно, как били его голову, а иногда и сильнее, так что, возможно, Майк потерял контроль над ними так же, как потерял контроль над своей головой, но они всегда были у Майка. Есть так много вещей, которые он считал само собой разумеющимися, пока не потерял их. Но больше всего он скучает по своим рукам.

Скучает по ним, скучает абстрактно по времени, которого у него, возможно, не будет. Через пять, десять, двадцать лет он не увидит то, чего ему будет не хватать.