Блять, он хуже Аиды. Каждый из них подобен ищейке, вынюхивающей слабое место.
– Нет, – лгу я.
– Выясни, кто он такой и чего он на самом деле хочет, – говорит мой отец.
– Так и сделаю.
На этом мы возвращаемся к обсуждению территории Сталелитейного завода. Фергус Гриффин признается, что уже давно присматривается к этому месту.
– На это уйдет огромное количество капитала. Вдобавок, нам придется расплатиться со всеми долгами, – говорит он.
– Если бы я был мэром, то мог бы это сделать, – говорит Каллум.
– Уильямс будет переизбран через восемь месяцев, – отвечает папа.
– Трудно победить действующего мэра, – говорит Фергус.
– Но не невозможно, – говорит Аида.
– Я всего год пробыл олдерменом, – говорит Каллум, сложив пальцы. – Это большой скачок.
– Кампания будет дорогостоящей, – хмурится Фергус. – Русские обчистили наши денежные резервы.
– В данный момент у нас тоже мало денег. Мы все вложили в небоскреб на Оук-Стрит. Прибыль не появится, пока его не сдадут в аренду, – говорит папа.
– Возможно, нам придется привлечь еще одного партнера, – говорит Фергус.
–
Его отец вздрагивает. Он еще не совсем свыкся с тем, что Миколаш Вилк, глава
– Возможно, – натянуто говорит Фергус.
– Мы рассмотрим наши варианты, – говорит папа.
Встреча прошла быстро.
Когда я везу папу домой, он говорит:
– Расскажи своему брату обо всем, о чем мы говорили.
Данте занимается всеми проектами, которые у нас уже есть в работе, в то время как остальные из нас строят планы, чтобы добавить ему еще работы.
Я кратко изложу все Данте. А затем спрошу его, что он думает о моей идее получения капитала.
У меня нет никакого интереса пытаться привлечь других инвесторов на борт. Если нам нужны деньги, мы должны получить их старомодным способом – воруя.
Как напомнил мне тот коп, в конце концов, мы гангстеры.
9. Камилла
Я просыпаюсь рано, чтобы успеть сделать как можно больше работы, прежде чем мне придется отправиться на вторую работу идиота-наркоторговца.
Я так злюсь из-за этого, что едва могу сосредоточиться. Мне нужно заменить кислородный датчик в старом Шевроле, и это занимает у меня в два раза больше времени, чем обычно.
Мой папа еще спит. Мое беспокойство о нем – еще один камень, добавленный к рюкзаку стресса, который я все время ношу с собой. Если он не оправится через день или два, я физически потащу его в поликлинику. Даже перекину его через плечо, если придется, как тот засранец Неро сделал со мной.
Думаю, он спас меня от штрафа или чего похуже.
Но потом он все испортил. Никаких поблажек от него. Он как монета с двумя сторонами.
Я знаю его много лет, хоть и на расстоянии. Достаточно хорошо, чтобы знать, что влюбиться в Неро Галло – это самая глупая, саморазрушительная вещь, которую я только могла сделать.
Да, он великолепен. Да, от него пахнет чистым сексом и грехом. Да, иногда он может быть хоть немного полезен, когда того пожелает.
Но он полон эгоизма. Он поглощает женское внимание с ненасытным аппетитом и никогда ничего не дает взамен.
Не говоря уже о том, что каждая минута, которую я провожу рядом с ним, так или иначе может привести меня в тюрьму.
Мне это не нужно. Я неплохо справляюсь, разрушая свое будущее в одиночку.
Черт, мне еще нужно забрать свою машину. А значит меня ждет дорогая поездка на Uber или долгое путешествие на общественном транспорте.
Я заканчиваю с Шевроле, чтобы можно было уехать, затем переодеваю комбинезон. Я бы предпочла носить свою рабочую одежду – в ней я чувствую себя наиболее комфортно. Но я должна заставить Леви относиться ко мне серьезно. Мне необходимо раздобыть на него какой-нибудь компромат, иначе Шульц никогда не оставит меня в покое.
Я проигрываю битву и сажусь на автобус, а потом иду пешком несколько кварталов до Лоуэр-Уокер-Драйв. Моя машина все еще там, к счастью, в целости и сохранности, и, к счастью, припаркована в тени, чтобы у нее была возможность остыть. Когда пробую завести двигатель, он урчит в течение минуты, а затем заводится. Не совсем гладко, но я должна успеть добраться до дома Леви.
Я осторожно выезжаю, набирая скорость, как только убеждаюсь, что машина не взорвется мне в лицо. Я возвращаюсь в запущенный викторианский дом Леви на Хадсон-авеню.
Днем дом выглядит еще хуже. Мусор и пустые пивные банки разбросаны по лужайке. Там же перевернутый диван и гамак, в котором кто-то спит. Ступеньки скошены от мороза и слякоти чикагских сезонов. Окрашенное дерево настолько облупилось, что выглядит как шелушащаяся кожа.
Я поднимаюсь на крыльцо и быстро стучу в дверь. Никто долго не отвечает, а затем здоровенный самоанский чувак открывает дверь.
– Что надо? – ворчит он.
– Я пришла к Леви
Он смотрит на меня с минуту, затем отступает в сторону ровно настолько, чтобы я могла проскользнуть мимо.