Беспощадный любовник (ЛП)

Камилла совсем не женственна. Она одевается, как Билли Джоэл в песне «Uptown Girl». Она постоянно в грязи. У нее низкий, хриплый голос, который едва ли сочетается с язвительным тоном Беллы. И она нищая. Ее отец хорошо работает, но никогда не берет достаточно денег. Его автомастерская настолько захудалая, что ее можно использовать как анти-рекламу для бизнеса. Камилла была одной из немногих детей, которые всегда приносили в школу обед с собой, а не покупали в столовой или закусочной. Она носила обед в старых упаковках из-под йогурта, из-за чего Белла придиралась к ней, как и из-за сотни других вещей.

Но больше всего Белла издевалась над Камиллой из-за ее матери.

Все знают, что мать Камиллы работала стриптизершей. Даже когда Камилла была маленькой, ее мать все еще зарабатывала на жизнь стриптизом, когда мы были в Окмонте. Люди обычно бросали в Камиллу долларовые купюры в коридоре. Они говорили, что собираются навестить ее мать в «Экзотике» и спрашивали у Камиллы, какую песню им лучше заказать.

Может быть, поэтому Камилла так старается быть простой. Она уклоняется от мужского внимания так, будто это ее работа. Пытаясь всем доказать, что она не похожа на свою мать.

Или, может быть, она просто ненавидит принимать душ. Откуда мне, блядь, знать?

Белла оставляет какой-то язвительный комментарий о матери Камиллы.

Вот тут я и влезаю в разговор. Не потому, что я хочу защитить Камиллу, а потому, что Белле нужна новая жертва.

Все девушки оборачиваются, чтобы посмотреть на меня, особенно Камилла.

Белла ухмыляется мне, уперев одну руку в бедро и выпятив грудь для моего одобрения.

– Я не знала, что ты придешь, – мурлычет она.

– С чего бы тебе знать? – холодно говорю я.

Улыбка Беллы сменяется недовольной гримасой.

С того момента, как я ее встретил она всегда была чертовски жаждущей. Забавно – я переспал со многими девушками, которые мне не нравились. Но я всегда сопротивлялся Белле. Сейчас это как игра. Чем больше она этого хочет, тем больше мне нравится ей отказывать. Она чертовски избалована, наверное, это единственный раз за всю ее жизнь, когда она не добилась своего.

Этого не произойдет. Не сегодня. И никогда. Я знаю, как тяжело ей будет потом успокоиться – мне не нужна такая драма.

Белла – единственный человек, который может быть таким же порочным, как и я. Доверься змее, чтобы узнать ее. Кто знает, какое безумное дерьмо она могла бы выкинуть, если бы мы были наедине и голые.

Эти блестящие розовые губы приоткрываются, когда она снова собирается что-то выпалить.

Чтобы перебить ее, я поворачиваюсь к Камилле и говорю:

– Это твой Транс Ам?

Камилла пыталась ускользнуть. Мой вопрос останавливает ее. Она снова оборачивается, не встречаясь со мной взглядом.

– Ага, – тихо говорит она.

– Это LE 77 года?

– Да.

– Такая же, как у Берта Рейнольдса.

Она улыбается.

Я нечасто видел Камиллу улыбающейся. Меня удивляет, какие красивые у нее зубы и какими белыми они смотрятся на фоне ее загорелой кожи и грязного лица.

– У меня Mercedes G-Wagon, – громко говорит Белла.

Иисус Христос. Еще бы. Бьюсь об заклад, он белый с дисками из розового золота и кучей дерьма, свисающего с зеркала заднего вида.

Разговор продолжается еще несколько минут, но он мне быстро надоедает.

Камилла выпаливает Белле в ответ по поводу ее мудака-отца, на что забавно смотреть. Даже если это не имеет никакого эффекта – невозможно заставить Беллу задуматься. У нее такая же способность размышлять, как у пятидесятифутовой нефтяной скважины.

Моя губа снова начинает пульсировать, и я хочу покончить со всем этим. Я делаю глоток чьего-то ликера со столешницы, затем ухожу от девушек, думая, что позову Мейсона сыграть в приставку, если он не слишком разозлился.

Вместо этого я натыкаюсь на лестнице на Рыжую. Она вся заплаканная и что-то читает в телефоне.

– Как твоя задница? – спрашиваю я.

– В синяках, – говорит она. – Не без твоей помощи.

– Это не я тебя толкнул. А твой герой-любовник.

– Он такой мудак! – восклицает она, еще раз глядя в свой телефон, а затем убирает его в сумочку.

Я предполагаю, что Джонни достает ее своими сообщениями, где бы он сейчас ни был. Наверное, в больнице, если он хочет вставить нос на место.

– Я знаю, как ты можешь отомстить ему, – говорю я.

Я стою очень близко к Рыжей – достаточно близко, чтобы чувствовать ее дыхание на своей руке. Вторжение в личное пространство женщины – отличный способ прояснить свои намерения. Они чувствуют запах ваших феромонов прямо в носу. Это сводит их с ума, как собак во время течки.

Рыжая смотрит на меня, широко раскрыв глаза и приоткрыв губы. Ее маленький язычок высовывается, чтобы увлажнить нижнюю губу.

– Ты снова пытаешься втянуть меня в неприятности, – отвечает она.

Она не звучит так, как будто отчитывает меня. Она говорит это так, будто умоляет меня продолжать.

Я наклоняю голову, чтобы сказать ей прямо в ушко.

– Ну, я не хочу доставлять тебе неприятности. Итак, вот что я собираюсь сделать. Я собираюсь прикоснуться к тебе. И ты скажешь мне, когда захочешь, чтобы я остановился...