Читаем Беспощадный Пушкин полностью

И как философы, и как люди, они были выразителями и представителями третьего сословия, восходящего класса, боровшегося за власть и получившего ее в результате Великой революции. Современная социология и история морали связывают с этим процессом появление в западноевропейском человеке новой черты — склонности к ревнивому контролю за чужой жизнью, завистливой недоброжелательности. Зависть играла свою роль в формировании морального ригоризма третьего сословия. А моральный ригоризм третьего сословия обязан своим возникновением противопоставлению морали своего слоя гораздо менее строгой аристократической, т. е. того класса, образу жизни которого оно завидовало, считая себя обделенным. Трудолюбивый мещанин ненавидел «гуляку праздного» тем больше, чем больше тому «везло». Наиболее резко моральные образцы борющихся слоев расходились до революции.

И под такую глубокую, социологическую мысль А. Белый нашел несколько подтверждений в окончательной редакции трагедии «Моцарт и Сальери», а не только в первоначальном названии «Зависть»:

ВОПРОС.

Почему в мире Сальери доминирует табель о рангах и каждому рангу соответствует свой эпитет?

ПРИМЕР.

Хорошие музыканты — «жрецы музыки», плохие — «маляры негодные, фигляры презренные».

ПРИМЕР.

Место, достойное самоуважения личности, — только наверху:

Я наконец…Достигнул степени высокой.

ВОПРОС.

Почему Сальери часто повторяет слово «слава»?

ПРИМЕР.

«не смея помышлять еще о славе», «слава мне улыбнулась».

ВОПРОС.

Зачем применен разделительный союз при перечислении, касающемся себя и других композиторов?

ПРИМЕР.

…я наслаждался мирноСвоим трудом, успехом, славой; такжеТрудами и успехами друзей,Товарищей моих…

ОТВЕТЫ.

Как ни странно, Сальери мыслит более социально, чем Моцарт. Для Моцарта критерии успеха или неуспеха лежат в самом творчестве, соотнесены с провидением; он независим от публики и самостоятелен. [Ну ясно: сверхчеловек!] Для Сальери эти критерии находятся вовне, определяются соотнесением с кем–то (выше или ниже кого–то). Слава, высота — вынужденные элементы мира Сальери.

И, подводя это все под юридическое равенство людей третьего сословия, не определяющее равенство достижений, Белый продолжает углублять свой -

ОТВЕТ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное