Беспредел

Укрывшие их кусты и одноколейку разделяло метров семь. Состав вытягивался из-за поворота, свет вагонных окон скользил по деревьям – электричка. Шанхай проворно раскатал черную шапочку с макушки на лицо, превратив ее в маску с прорезями для глаз. Сгреб Чупыча за запястья. Жека тоже скрыл лицо под маской, намертво стиснул пальцы на худых щиколотках приговоренного.

– Раз-два!

Они выскочили из кустов, побежали к составу. Под ногами хрустнул щебень пологой насыпи, и Шанхай замер в трех шагах от электрички. Жека остановился одновременно с ним.

Чупыч колыхался жилистым телом, матерился и умолял – люто, внятно. Из оттопыренного кармана спортивных штанов выпал чупа-чупс, еще два… В мельтешащем свете вагонных окон Жека разглядел лицо Чупыча. Совершенно серое и до неузнаваемости искаженное лицо человека, который полностью осознал, что с ним сделают через несколько секунд.

Жека неистово пытался отрешиться от всего этого, а в голове крутилось паскудной, безнадежно заевшей пластинкой: «Саныч бы все равно тебя грохнул, а я не мог проехать мимо такой темы, не мог. Катьку кормить надо, блядь».

Шанхай мотнул головой, качнул Чупыча от электрички. Жека машинально повторил его движение; они качнули еще раз, и опять…

– Раз!

Жека отпустил щиколотки приговоренного. Шанхай разжал пальцы раньше, забрасывая Чупыча под вагон наискось, головой вперед.

Взгляд притянуло за ним, словно так напоследок пожелал Чупыч, и Жека не мог отвернуться.

Приговоренный упал на рельс животом, метрах в трех от колеса. Рывком приподнялся на локтях, но больше не успел ничего.

Стальной круг коснулся бока Чупыча. Жеке показалось, что его оттолкнет в сторону и он сумеет извернуться, заползти под вагон, переждать или выскочить с другой стороны.

Миг спустя нижний край колеса вмялся в тело Чупыча, как скалка в тесто, и тут же выскочил с другой стороны. Шум электрички заглушил хруст перебитых позвонков, но тот как будто перепрыгнул от рельса в голову Жеки – четкий, омерзительный, толкнувший из желудка к горлу едкий сгусток тошноты.

Нижняя часть Чупыча упала на насыпь, длинные ноги дернулись раз, другой. Ближайшие шпалы и щебень начали темнеть, мокнуть. Подвагонная темнота скрыла торс Чупыча, но Жека не мог прогнать наваждение, что тот еще пытается ползти, выжить… А потом – найти их с подельником, чтобы спросить за все.

В смятое чужой смертью сознание проскользнул крик Шанхая:

– Жара, валим нахуй!

Жека кинулся за ним, не замечая хлещущих по лицу веток. К душе клещом присосалось понимание того, что убежать от памяти последних минут будет неизмеримо сложнее. Если вообще получится…

Хотя в жизни есть вещи и похуже.

Голая Катька ждала его за дверью.

– Принессс…

Она не спрашивала – озвучила то, что знала с полной уверенностью. Шагнула назад, впуская его в квартиру, и нетерпеливо по-кошачьи цапнула воздух растопыренными пальцами. Огромные, в половину радужки зрачки мелко тряслись, напоминая бесконечный тоннель в алом тумане склеры.

– Давай, ну!

Жека обреченно сгорбился. Шаткая надежда, что его встретит нормальная, не взятая под власть твари десятилетка, разлетелась вдребезги.

Он отвел взгляд – никак не мог привыкнуть к Катькиной наготе, которую обожала тварь. Протянул ей платок. Сестра уткнулась в него носом, вдохнула протяжно, с наслаждением. От ее хихиканья, совсем не детского, с ублюдочными нотками, Жека тоскливо выматерился одними губами.

Катька вдохнула еще раз, блаженно прикрыла глаза.

– Боя-я-ялся Чупыч… Бздел, стремался, очко жим-жим-жим-жим-жим. Сса-а-ался… Вкусно сса-а-ался, дурилка, а потом – чик-чик колесиком.

Она открыла глаза. Ловко оторвала от платка около трети, затолкала лоскут в рот и принялась жевать, постанывая, больше смакуя не кровь – пропитавший ее страх. Жека снова выматерился, побрел на кухню.

– Жалко, ухо не привез, – долетело в спину. – Или язык. Язык в страхе – это такой ням-ням…

Рука сама сгребла полупустую бутылку «Распутина», горлышко неприятно цокнуло о зубы. Жека начал пить – взахлеб, пытаясь без остатка растворить в водке услышанное сейчас и сделанное часом ранее. В памяти крутился чупа-чупс, а вместо леденцового кругляша у него была голова мертвого Чупыча…

Допил и не глядя отбросил бутылку в раковину. Грузно присел на табуретку, стараясь не глядеть в сторону прихожей.

Катька пришла сама. Встала в шаге от Жеки, спрятала руку с тряпкой за спину.

– Серега Бузыкин завтра вечером японца из Владика пригонит… В соседней области без палева можно прижать, скажу место. Суеты на пять минут – Серегу в болото, тачка твоя. Чистая тема, хорошее лавэ.

Она говорила спокойно, по-взрослому. Жека скосил на нее глаза, набычился.

– Уймись, блядь. Катьку оставь…

– Ну и зря… – тон сестры не изменился. – И сам бы поднялся, и мне пожрать принес. Ладно, не хочешь тачку – можно лавэ поближе, но и пожиже. Юльке Загрянской завтра должок вернут, три с половиной тонны зеленых… Давать подробности?

– Глохни, блядь…

– Ой, смотри, какой пиздец!

Испуг в голосе Катьки вынудил кинуть взгляд на выставленную вперед ладонь сестры.

– Фокус-покус! Палец-ломалец!

– Не на…