Беспредел

Первое дело, конечно, деньги, затем люди. Деньги достали быстро, а с людьми получилась накладка. Большой генерал был не глуп, приказал в операции использовать только русских: они не отличают кавказцев друг от друга. Свидетели должны видеть только русских, и никаких боевых контактов. У нас методы тихие. Действуйте. Шереметьево — режимный объект, хорошо охраняется, действуйте тонко. Правительственную делегацию следует увезти из Шереметьева так, чтобы никто и не шелохнулся.

Большой генерал вызвал генерала поменьше, спросил: “Задача ясна?”

Первой мыслью генерала-исполнителя была мысль о болезни, даже операции. Грыжу давно следует удалить. Но он отогнал эту мысль — не поймут и не простят. Генерал Костылев, хотя и бывал в Афганистане, был человек не шибко смелый. Однако приказ есть приказ.

* * *

Все для Рафика Абасова сложилось в этой истории неудачно, если сказать по-русски — “сошлось”. Один из замов руководителя госбезопасности Азербайджана (он как раз и был близким родственником семьи, которая желала заместить Рафика на посту в Лондоне) в прошлом имел спекулятивные связи с неким русским доцентом из Московского университета. Деляги открыли “линию” из “Бакы” в Москву: с Каспия гнали вкусную рыбку, из Москвы — деньги. Дружба было оборвалась в горестный момент Беловежья, но вскоре вспыхнула с новой силой: доцента оценили как крупного демократа и назначили в Систему на ответственный пост. Когда новоиспеченный азербайджанский генерал оказался по делам в Москве — он позвонил старому другу-спекулянту и обрадованно узнал, что тот теперь тоже “чекист”. Встретились, обмыли как положено, условились помогать друг другу — буде возникает надобность. Когда же оная у азербайджанского друга возникла — русский друг все понял правильно и, как Большой генерал, вызвал генерала маленького, честного, но трусливого Костылева. Тот был на грани пенсии, вырос и сформировался в те времена, когда любая просьба любого негодяя из Партии или Системы рассматривалась как пожелание самого Ленина.

Что же касается “преступных группировок” — Костылев был профессионал и понимал, что в то безрадостное мгновение, когда спецслужба опустится до прямого контакта с уголовным миром, — она перестанет существовать. Для общения с “низами” есть МВД, милиция. Она — помойка по призванию и определению, ее дело чистить сортиры и свалки. У Костылева — еще по далеким коммунистическим временам (он тогда служил в Третьем управлении КГБ, в орбите которого было и МВД в целом) остались связи в Главном управлении Уголовного розыска. Был там один майор (теперь уже генерал-майор), который наболтал лишнего в нетрезвом виде на свадьбе у приятеля и сгорел бы синим пламенем, если бы ни Костылев. Подполковник Костылев сжалился над дурачком и дело замял — бескорыстно, по-человечески. Теперь Костылев знал точно: генерал милиции Зотов ничего не забыл и исполнит все, о чем ни попросит “старший брат”. Мент и познакомил Костылева с Рощиным, представив генерала как “нуждающегося человека”. Рощин был “на связи” у Зотова. Это особая история, и она заслуживает того, чтобы рассказать о ней отдельно.

* * *

Дождь упал сразу. Казалось, в небе опрокинули огромную шайку воды, она о воздух разбилась на брызги и стала долбать по городу. Зотов стоял в двух шагах от подъезда, но, пока эти два шага сделал, промок до нитки.

— Зонтик надо таскать, — произнес человек, стоявший в дверях. — Здорово, давно не видались.

Человек в гимнастерке был не кто иной, как Николай Рощин. Он оказался здесь совершенно случайно. Люди улетали в космос, ходили по Луне, но так и не познали, что есть случай, который подстерегает их за углом дома или, как сейчас, в обшарпанном подъезде.

Рощин и Зотов встречались однажды в Афганистане. Если для Зотова та встреча была лишь давно перевернутой и забытой страницей, то для Рощина она осталась незаживающей раной.

Взвод потерял в стычке с душманами больше половины людей, с собой удалось унести лишь троих раненых, остальных бросили среди чужих скал. Рощин цедил из алюминиевой кружки спирт, не хотел ни о чем думать, лишь бы напиться и заснуть, когда в блиндаж вошли три офицера. Для них этот тихий блиндаж был передовой, появление здесь золотопогонников расценивалось в штабе как героизм.

Солдаты вскочили, Рощин остался сидеть и лишь отставил кружку со спиртом.

— Плохо воюете, — заявил впереди идущий, судя по всему, только прилетевший начальник.

Стеганая куртка закрывала его погоны. — Встаньте, сержант!

— Ногу прострелили, — равнодушно ответил Рощин. Никакого ранения он не получил, но быть уличенным во лжи не боялся. Николай в тот момент вообще ничего не боялся.

Сержант смотрел в холеное лицо офицера так внимательно, словно знал, что запомнить это лицо совершенно необходимо.

Офицер порассуждал о том, что бойцов нужно беречь и, наконец, убрался. Один из солдат сказал, что это — крупное говно из штаба и с ним надо разговаривать осторожнее.

— Пристрелить бы его, — мечтательно произнес Рощин и вновь взял кружку.