Беспредел

Утром Владимир проснулся первым, подполз к кровати, на которой спал брат, потряс его руку:

- Это ты?

- Я, - пробормотал тот смято, не в состоянии еще отойти от сна.

- А я-то думаю, что за мужик лежит. Испугался - а вдруг чужой? - У Владимира Служака уже, похоже, "глюки" пошли - появились галлюцинации.

Анатолий обессиленно отвернулся к стене.

А ведь как здорово они жили когда-то под Ставрополем, как лелеяли и оберегали их отец с матерью, как славно было - воспоминания о том времени приходили вместе со слезами. Но нет отца, нет матери, а память о них брат пропил.

Перед смертью родители купили Володьке - любимому своему сыну справный домик, думали, Володька прикипит к нему, остепенится, перестанет куролесить, почувствует себя хозяином, но нет - все впустую, Володька пропил этот дом, а на попытки Анатолия остепенить его, лишь рукой махнул:

- Что я, к этому навозу должен быть всю жизнь привязан? Не-ет, брат, я - птица вольная!

Когда умерли отец с матерью, Володька даже скорбной телеграммы не прислал!..

Едва Анатолий задремал, как брат вновь разбудил его:

- Дай мне денег на бутылку: голова болит!

- Может, хватит? - спросил Анатолий.

- Погашу пожар - тогда и будем с тобою вести разговоры о спасении моей души.

Анатолий дал ему денег - жалко стало: а вдруг действительно "колосники" перегорят? Хотя денег давать не надо было.

Через некоторое время он выяснил, что Владимир решил поселиться у него навсегда, никаких попыток стать человеком он не делал - лишь пил, пил, пил.

- Хватит квасить! - умоляюще просил его брат, но Владимир Служак в ответ лишь отрицательно качал головой:

- Я - птица вольная!

Анатолий хотел его послать туда, где летают вольные птицы, но, несмотря на взрывчатый свой характер, послать не мог, становилось жаль брата, он понимал - очутившись на улице, брат пропадет. А ведь это единственная родная, единственная близкая кровинка.

Так прошел месяц, второй, третий, прошло полгода... Прошел год.

Анатолий Служак устал от своего постояльца, от словоизлияний, пустых обещаний, от грязи и сивушного духа, насквозь пропитавшего стены его квартиры. Жизнь его прочно облеклась в темные одежды, светлые просветы были, лишь когда он находился в рейсе, а приезжал домой - вновь пьяный брат, вновь грязь в квартире, вновь вонь и пустой холодильник, вновь загаженная кухня и нечищеный туалет.

Никогда Анатолий Васильевич Служак не жил еще так, как жил сейчас. И ничего не мог поделать с братом.

Одно он знал твердо: это должно когда-нибудь кончиться.

И это однажды действительно кончилось. Анатолий вернулся с работы раздосадованный, то одно не клеилось, то другое. Да и машина требовала немедленного ремонта. В общем, одни заботы. Пришел он домой, а брат пьяный на его постели сидит, ноги в грязных кальсонах на пол свесил, раскачивается из стороны в сторону, мычит. Анатолий ничего не сказал, отправился в ванную умыться. А в ванной грязные бутылки - немытые, дурно пахнущие, с пристрявшей к ним землей, окурками, бумажками, соплями, загородили все - к умывальнику не подойдешь.

Анатолий покрутил головой, застонал, и собственный стон, надо сказать, добил его - он кинулся в комнату, где на койке сидел брат, дымил, будто паровоз, и шевелил пальцами немытых ног.

Брат поднял на Анатолия недоуменно, лихорадочно блестевшие с похмелья красные глаза, улыбнулся: а-а-а! Анатолий не помнит разговора, все будто бы погрузилось в красную муть, наверное, он наговорил брату немало обидных слов, брат в свою очередь - ему, слова сплелись в один беспощадный клубок. Гнев ослепил Анатолия: не видя ничего и не слыша, он кинулся на кухню, схватился за лежавший на столе нож.

Возможно, он бы и остыл, одумался, но на глаза ему попался этот злосчастный нож. Обычный в общем-то, с наполовину сточенным черным лезвием и почерневшей деревянной ручкой. Нож и натолкнул Анатолия на недобрую мысль, он замер, останавливая себя, но рука его сама покрепче сжала нож, внутри словно бы чей-то голос родился - громкий, властный. Голос твердил, что все увещевания, переговоры - это не мера, это полумера, а мера - это совсем другое. Он схватил нож и кинулся в комнату.

Лихо извернувшись, - он даже сам не ожидал от себя такой прыти, Анатолий всадил нож брату в живот. Затем выдернул лезвие, ударил в грудь. Потом снова в живот, затем опять в грудь. И снова в живот.

Он бил до тех пор, пока брат не сполз с кровати на пол...

До рассвета Анатолий Васильевич Служак просидел на кухне, непрерывно курил и раскачивался из стороны в сторону... Точно так же раскачивался его брат, когда сидел на койке. Утром прошел в комнату, накинул на окоченевшее тело старое пальто, распахнул форточку пошире и поплотнее закрыл дверь.

Прошло четыре года. Все это время Анатолий Служак прожил рядом с убитым братом: Владимир лежал, гнил, накрытый пальто, в комнате, а Анатолий обитал в кухне. Дверь в комнату он так ни разу с той поры не открыл и, естественно, не заметил, как пол вспучился под убитым - паркет пропитался водами, - потом высох и опустился вновь, пальто покрылось плесенью, прикипело к гниющему телу - не отодрать.