Да хер там. Сраная помойка, набитая мразями, скотом и уродами. Каждый город – как и любое человеческое скопище! – нужник, задристанный и прогнивший. Мы ненавидим его после того, как сбегаем оттуда. Мы ненавидим его, если остаемся. В то же время мы обожаем город, молимся ему, ублажаем безобразного идола, созданного из собственного дерьма. Культ чертовых говноедов! Мы светим фонариком в это обосранное и затоптанное очко вокзального сортира, видим, как копошатся в коричневом болоте желтые пухлые опарыши. Не можем оторвать глаз. Слюна длинной каплей свисает из наших ртов. Тянется вниз, достает до подвижной поверхности и судорожно втягивается назад. Чувствуешь кислый привкус? Знаю, чувствуешь. Привкус тысяч немытых задов. Это привкус города, привкус скопища. Привкус человеков. Ты ненавидишь и обожаешь его, и ты ненавидишь себя за эту слабость.
Погнали дальше, чего уж там. Рад любой компании. Ужо мы их подавим. Мы – меч изо рта ангела, и сегодня мы лизнем эту кучу дерьма.
Но чуть позже.
Маршрут у нас нехитрый. Сейчас – по прямой два километра полями до поселка, дальше – пару десятков по трассе до города. Снесем его к елде поганой. Знаю, город – не лучшее место для танка. Идем без поддержки, но не ссы в компот – все продумано. Маршрут проложен на подходящих открытых участках. А пятиэтажки, как укрытие, мне только на руку. Хрен кто на районе такой сюрприз ждет. Да и город наш – одно название «город», а так-то – ПГТ «С Гулькин Хер». Быстро управимся.
Я разложил на коленях карту, разгладил мокрой ладонью пленку…
Тут у нас по дороге небольшой коровник с загоном. Голов на триста. Молодые коровы, тощие и грязные. Стоят по колено в пюре из собственного зеленого говна. На боках черные корки, мухи зады облепили. Вымени-то почти нет, как их этими механическими отсосниками доят? Их же прилепить не к чему.
Я видел в амбразуру, как коровы бросились врассыпную, когда под гусеницами хрустнул хлипкий заборчик. В говне быстро не побегаешь, парочку сразу затянуло под траки.
Танк вздрогнул – туши лопнули, как гнойные фурункулы. Звонко щелкнули кости, и внутренности выпростались в грязь… Ну, наверное – я этого из кабины не видел. Даже жаль…
Рогатые дуры внезапно поумнели и ломанулись куда-то нам в тыл. Наверное, спасались в проломе ограждения. Да сильно вы мне сдались! Объезжать просто ваш гадюшник неохота, тупорылые котлеты.
Танк хлюпал и приятно урчал. Мясистые сиськи болтались над панелью по правую руку. Если их хорошенько сжать, то можно прибавить ходу. Что я и сделал. Из треснутых сосков на мое плечо закапала кровь.
Тряска погружала в сиденье, баюкала, как младенца в люльке. Соки и влага доходили до колен, обжигающие струи чужого горячего пота текли по моим бокам и ляжкам. Бедра покрылись маслянистыми разводами спермы. Думаю, не только моей!
Поле я пересек быстро и повернул к изгибу дороги, ведущему прямо к поселку. Тут я планировал вырулить на трассу и уже по асфальту двинуться к цели. На поселок плевать, как и на деревню. Атавизмы цивилизации, отмирающие образования – этим дерьмом и без нас есть кому заняться.
Из-за металлического листа автобусной остановки выскочили белоснежные платьица. Что за детсад по курсу?.. Я прильнул к липкой амбразуре и всмотрелся в убегающие фигурки.
Я пнул ногой в твердый бугор, и на панель сверху откинулись две волосатые руки, перетянутые строительным скотчем. Пальцы, склеенные по два, загибались в форме спусковых крючков. Я упер в плечо свисающие локти и плавно оттянул их на себя. Танковый пулемет брызнул вдогонку бабам добрую очередь битых костей и стальных болтов. Мощная струя влупила бабенке прямо в широкую спину.
Я тормознул, чтобы развернуть машину в их сторону. Два красных – теперь уже красных, ты понял, да?! – платьица мелькали среди высокой травы.