Беспредел (Современные криминальные истории)

Срок за Жанну Угарову получили только трое: Виноградов — восемь лет, Петров с Журавлевым — по четыре года, остальные были отпущены на волю с «добрыми пожеланиями» больше не «шалить».

Когда велось следствие и готовилось обвинительное заключение, то в заключение это было внесено около двадцати уголовных эпизодов, за каждый из которых можно было дать приличный срок, но все они были перекрыты одним уголовным делом, последним — убийством. Все остальное сошло с рук.

Во время следствия действиями юнцов также продолжали руководить взрослые, в период дознания они советовали, что можно и нужно говорить, а чего нельзя — чья-то опытная наводящая рука чувствовалась здорово. Одним только Александром Петровым взрослые не смогли управлять — на следствии он говорил явно «то». Но до Петрова, чтобы внести «поправки» и даже наказать, они добраться не смогли — тот все время находился под стражей, поэтому после суда все претензии решили высказать его двоюродному брату — Виктору.

Когда был оглашен приговор и собравшиеся разошлись, оршинские «коммандос» закупили спиртное, закуску и поехали на берег местной речушки «отметить приговор». Да-да, именно отметить приговор. На природе, на воздухе, среди белых веселых берез, под плеск рыбешки в воде и беззвучное парение паутины в воздухе. Выпили — закусили, выпили — закусили, выпили закусили, потянуло на разговоры, на разборку. Особенно ретив оказался Ванин. Он и так прикладывал Виктора Петрова, и эдак, и так издевался над ним, и эдак, брату его вообще грозился «шары шилом проколоть», «кухонным ножом отрезать причиндалы», как только он доберется до зоны. Петров же, хоть и маленький был, — из знакомой породы вечных подростков, и терпелив, как никто, а не выдержал, вскочил и стремительным, очень ловким движением всадил в Ванина нож.

Этим и закончился пикник на берегу тихой рыбной речушки. Ванин умер по дороге в больницу. Погоня, наладившаяся было за Петровым — тот мигом сообразил, что с ним сделают за ножевой удар и во что превратят «коллеги» в обычный мясной фарш! — молниеносно развернулся, прыгнул в кусты и исчез, — Петрова не поймала.

Поймала его милиция. Получил Петров за свой «героический поступок» шесть лет и отправился в зону следом за своим двоюродным братом.

Надо заметить, что ныне уже многие из оршинской банды находятся в бегах — милиция усиленно ищет, например, того же Левкачева, состоящего на учете в психдиспансере. И придет время, милиция всех найдет, всех «пристроит». Но на смену этим, уже сформировавшимся налетчикам и убийцам, подоспевают новые. «Новые» — это подростки, которых очень привлекают лавры банды. А раз будет подхвачен жезл, то, значит, дело оршинских «коммандос» не умрет. Да и с самой банды, со старой, честно говоря, сорваны лишь листочки. Ветки же пока остались. Корни тоже.

Корни надо искать и рубить. Ибо, пока они не будут вырублены, будет гулять беспредел по оршинской и александровской земле, по земле тверской, и множить свой счет. Кровавый счет, замечу.

Злая Юлька

Людмила Кортун считала себя строгой матерью: она видела, что происходит с ее Юлькой (сама через все это прошла, причем совсем недавно, поскольку для мамы возраст у нее был не самый старый — всего сорок три года. Еще можно было родить несколько детей), где ту заносит, где дочь ошибается, где дает излишнюю волю эмоциям, и она искренне старалась подсказать, как быть, где-то сделать внушение, а где-то и врезать ладонью по затылку. Подзатыльник подзатыльнику, конечно, рознь, можно так врезать, что посыплются зубы, но подзатыльники матери были таковы, что на них обижаться было нельзя. Это были ласковые подзатыльники, скажем так, заботливые.

Как подзатыльник подзатыльнику рознь, так и человек человеку. Другая бы только благодарила маму за учебу и улыбалась ласково, а Юлька нет, Юлька каждый раз превращалась в звереныша и норовила цапнуть маму зубами за руку. Та только удивлялась: откуда в дочке столько злости? Растет, будто детдомовская, это ведь детдомовские бывают злыми, это там ребятам приходится драться едва ли не за каждый кусок хлеба, а то и за жизнь…

У Юльки же все есть — и кусок хлеба с молоком, и сладкое, и модная обувка, и золотые сережки в ушах, и такие кофточки, что на нее даже взрослые женщины, проверенные андреапольские модницы, оборачиваются: надо же, как одета эта юная красотка! От Юльки же взамен требовалось только одно — учиться.