Беспредел

— Не умничай, — приказал генерал. — Можно подумать, что мы голову не ломали над этим вопросом. Ничего не выйдет. Стоит нам сейчас превратиться в либералов, объявить все свободы и тому подобное, как тут же нас всех разорвут на куски, а страна впадет в хаос, инстинктивно стремясь вернуться в доваряжное состояние. Это автор точно подметил. То, что мы сейчас задумала — тоже риск огромный. И больше всех сам Юрий Владимирович рискует. Столько дерьма накопилось в партии. Многие чуют конец и так гребут под себя, что дай им волю, все принадлежащее партии по норам растащат. Юрий Владимирович сейчас приказал все наворованное сдать или плохо будет. Так что они засуетились, как крысы, и еще неизвестно, как дело обернется. Но ты действуй, как приказано. Внутри мы разберемся. Нам бы никто извне не мешал.

Вернувшись в Ленинград я горячо взялся за дело. Мы работали почти круглосуточно. Следствие и процессы шли непрерывным конвейером.

Зоны и лагеря набивались всеми, кто мог даже потенциально помешать нашей партии перейти в новое качественное состояние. Примитивно было бы думать, что КГБ занимался только арестами. Велась гигантская работа по перераспределению гигантских богатств СССР, которые полностью принадлежали нашей партии, по разным новым структурам и у нас, и на Западе.

Моя карьера двигалась вверх семимильными шагами. Я был доволен. Менялись руководители страны и КГБ, но цель оставалась неизменной. КГБ первым заметил пожар в трюме государственного корабля и четко вел дело к спасению груза и пассажиров 1-го класса. Л остальные пусть спасаются, как хотят. Как на "Титанике".

В этой стране должна жить только одна элита. Народ, если он не согласен быть бессловесным и покорным рабом, не нужен вообще. За тысячу лет он уже сделал для элиты практически все, что от него требовалось. А теперь его остатки могут вымирать. А кто же будет работать? Да никто. Здесь будет работать Европа и Америка на тех условиях, которые мы продиктуем. А элита будет получать со всех деньги и жить, как ей заблагорассудится. Я понял глобальный замысел по мере своего продвижения вверх по служебной лестнице п понял, что буду служить новому делу с таким же рвением, как и делу построения коммунизма.

Но когда рухнул Советский Союз, я сразу почувствовал, что многие процессы все сильнее и сильнее стали выходить из-под нашего контроля. Мы многого не смогли предусмотреть в своих планах, главным образом потому, что, считая себя монолитом, им не являлись. Партия, КГБ и прочие надежные, казалось бы, структуры сразу раскололись па множество неравных частей. Страна мгновенно оказалась оккупированной долларом, средств борьбы против которого у нас просто не было. Все, что осталось от нашей сверхдержавы, стало стремительно погружаться в хаос, обернутый звездно-полосатым флагом. Но мы еще держали обстановку под некоторым контролем. Отсутствие партии и государственной идеологии душило нас, не давая возможности эффективно работать. Мы скатывались на уровень обычной полиции и отчаянно пытались придумать новую методику глобального управления обществом.

Но какая-то неведомая нам сила с каждым днем все более лишала нас власти и влияния. Мы отчаянно сопротивлялись, разжигали вооруженные конфликты, как на территории СССР, так и за его пределами, приводили всеми средствами в тупик все то, что осталось от экономики бывшего СССР, пытаясь вогнать новую жизнь в русло запланированного темного туннеля.

Все эти годы меня свербила одна мысль: кто такой этот Еремеев. Я с ним еще несколько раз встречался в Москве, иногда получал от него указания по телефону или ВЧ. Но только став полковником и начальником Следственного отдела, я узнал, кто он такой. И, кажется, не удивился. Так оно, наверное, и должно было быть.

Затем я стал начальником Управления и скоро, как некогда обещал Андропов, стану генералом. Когда решался этот вопрос, я все-таки напомнил Климову, что очень известен в городе и мое назначение начальником местного КГБ может вызвать взрыв, который нежелателен.

— Не боись, — по своему обыкновению ответил Климов. — Все схвачено.

И действительно, когда было опубликовано известие о моем назначении, пискнуло несколько газет, началась какая-то возня в вонючем комитете по правам человека и в сионистском обществе "Мемориал", но на этом дело кончилось. Значит, у нас еще сил достаточно.

Как-то по прямому телефону мне позвонил из Москвы Климов, уже ожидавший повышения из генерал-лейтенантов в генерал-полковники.

— Вася, — сказал он. — Ты еще не забыл своего друга Мишу Еремеева?

— Помню, — без всяких эмоций ответил я.

— Не знаю, куда он собрался сейчас, — продолжал генерал, — но точно собирается завернуть к тебе в Ленинград, то бишь в Петербург. Судя по всему, на него могут начать охоту наши новые друзья. Поэтому ты поводи их за нос, как умеешь, и не спускай с их ребят глаз.