Беспредел

Особняк, как и все в городе, принадлежал КПСС. Но когда партийные бароны увлеклись более современными коттеджами типа "Фермер из Айовы" (это произошло после визита Хрущева в США), особняк был отдан КГБ. Им пользовались все послевоенные председатели КГБ, когда удостаивали город своим посещением. А поскольку двое из них были педерастами, а остальные извращенцами (что не удивительно, так как почти все они пришли из ЦК ВЛКСМ), то я ожидал увидеть здесь много любопытного, но ошибся. Первое, что я увидел во дворе, — были два огромных автофургона, выгружавшие продукты и вина, предназначенные для сеньора Торрелли, прибывшие из Чикаго вместе с его любимыми поварами: китайцем и итальянцем. Фургоны разгружали одетые в комбинезоны беркесовские офицеры, а другие офицеры в униформе (и с автоматами!) наблюдали за работой, видимо, опасаясь, что что-нибудь сопрут и будет скандал. А, возможно, опасались нападения. Например, десятигаллонный контейнер с питьевой водой вполне можно было продать в городе за 20 долларов.

Кому принадлежал этот особняк ныне, было точно неизвестно. Ходили слухи, что КПСС, уходя в подполье, юридически передала особняк КГБ, но последний, напуганный развернутым в прессе скандалом по поводу каменноостровских особняков, отдал его от греха подальше городу, продолжая, впрочем, им пользоваться. Видимо для того, чтобы избежать в будущем межведомственных склок, мэр Топчак был вынужден особняк приватизировать по балансовой стоимости, что ныне составляло стоимость примерно десяти блоков сигарет. Ходили даже слухи, что Топчак, дабы прекратить вообще все пересуды насчет этого великокняжеского особняка, приказал его разобрать и отвезти на свой дачный участок, где и собрать заново. Где этот участок находится, никто (и я в том числе), разумеется, не знал. Возможно, в Калифорнии или в Австралии. Я никогда не пытался проверять подобные слухи, поскольку нам было категорически запрещено вмешиваться в частную жизнь граждан новой России, чтобы приучить их к подлинному пониманию демократии. Так что я совсем не исключаю, что это были просто слухи, распускаемые политическими противниками Топчака, который уже явно метил в президенты страны.

Однако, в просторном холле особняка нас с Биллом широкой гостеприимной улыбкой встретил именно Топчак.

Меня это несколько удивило, поскольку я был уверен, что нас встретит Беркесов, как полагалось по неписанному протоколу подобных контактов. Но, видимо, Беркесов сел уже слушать вольный перевод с пленки нашего разговора с Биллом в машине, чтобы вовремя доложить об этом аналитикам в Москве. Те прослушают пленку, покачают головами и отправят ее лежать в секретной фонотеке до окончания нынешнего геологического периода.

— Входите, входите, дорогие друзья, — пропел мэр на вполне сносном английском. — Располагайтесь. Майк, почему вы не представили мне вашего друга?

— Прошу прощения, — спохватился я. — Знакомьтесь: Александр Топчак — мэр этого города. Уильям Трокман — негоциант и консультант мистера Торрелли по вопросам приобретения недвижимости.

Не знаю, можно ли считать атомный крейсер недвижимостью, но Топчак очень обрадовался.

— Вы уж не забудьте, Майк, напомнить мистеру Торрелли, о чем я просил.

Между тем Билл удивленно озирался по сторонам. Надо признать, что и я тоже.

Посреди обширного холла, на потолке которого кружились в хороводе нимфы в цветочных венках и сатиры со сладострастными улыбками (старорежимная роспись), возвышался устрашающих размеров бюст Феликса Дзержинского, выполненный из черного мрамора. На пьедестале с барельефным изображением щита и меча золотыми буквами было начертано: "В этом доме в 1917–1918 годах жил и работал основатель ВЧК, верный соратник В.И.Ленина и И.В.Сталина Феликс Эдмундович Дзержинский" и чуть ниже: "От Ленинградского Управления МГБ, 20 декабря 1948 года".

Слева на стене красовалось огромное панно, изображающее Ленина и Дзержинского, читающих ленту, ползущую с телеграфного аппарата. Справа был изображен Дзержинский, окруженный румяными и счастливо улыбающимися беспризорниками, которым, видимо, только что зачитали приказ, что в виде исключения они не будут расстреляны.

А над головой мраморного основателя тайной полиции, завершая как бы исторический цикл, висел в золоченом окладе образ святого и равноапостольного великого князя Александра Невского, который по совместительству, наверное, считался покровителем тайной полиции. Он висел достаточно высоко, и я не мог убедиться, есть ли на окладе надпись: "От Ленинградского Управления КГБ" с соответствующей датой.

— Вы поняли, — спросил Топчак, провожая нас вверх по мраморной лестнице, уставленной лепными фигурами из римской и греческой мифологии, — что здесь жил сам Дзержинский?

— При его общеизвестном аскетизме. — заметил я, — Это вполне понятно. Иначе бы он занял Зимний дворец.