Беспредел

Как я уже говорил, мое полное имя Джеральд Майкл, но с детства еще мама называла меня "Майком", то есть вторым именем. "Джерри" меня звал только один человек, по крайней мере здесь, в Петербурге, и этим человеком был художник Толя Зайкин. И, конечно, это был он: маленький, усатый, почти не изменившийся за годы, которые прошли с тех пор, как кончился мой тур работы в ленинградском консульстве.

Тогда я довольно часто посещал мастерскую Зайкина и даже купил пару его картин, чтобы поддержать его. Он регулярно ходил на приемы, устраиваемые и у нас, и у французов, и у итальянцев. КГБ тогда буквально рыл землю вокруг Зайкина, обкладывая его со всех сторон. Кульминацией этой борьбы КГБ с Зайкиным была отправка бедного художника на армейскую службу. Хотите верьте, хотите нет, но в 1980-м году художника с европейской известностью забрили в солдаты, как Тараса Шевченко во времена Николая I. Я могу это подтвердить под присягой.

— Джерри, — пьяно улыбаясь и раскрыв объятия, Зайкин шел прямо на меня.

Мы обнялись. Он встал на цыпочки и чмокнул меня в щеку. Я хотел быстро от него отделаться, но скользнув взглядом по столу, из-за которого вылез Зайкин, увидел там Крис Крамп, сидевшую в обществе каких-то волосато-бородатых существ и лохматых девиц. Все, включая и Крис, были сильно на взводе.

— Слушай, Джерри, — проорал почти на весь зал Зайкин. — Это просто гениально, что я тебя встретил. У меня сейчас новая мастерская. Ты знаешь, что сам Майкл Джексон купил у меня картину? Приходи ко мне обязательно.

Говоря все это, Зайкин тянул меня к столу, и надо признаться, что я сопротивлялся слабо.

— Налейте всем водки, — приказал Зайкин. — И давайте выпьем за моего старого друга Джерри. Джерри, ты помнишь мою старую мастерскую? Помнишь день моего рождения в 1979-м году?

— Толя, — сказал я, усаживаясь за стол. — Мне очень приятно видеть, что ты жив, здоров и процветаешь. Я также хорошо помню историю про последний гвоздь.

— О, я, я, яволь! — по-немецки закричал Зайкии. — Последний гвоздь в гроб социалистического режима!

Все вокруг загалдели и потянулись к нам чокаться.

Крис службу знала, а потому никак не отреагировала на мое появление. Я сам спросил ее по-английски, где ее муж.

— Он не поехал, — ответила Крис, — сославшись на кучу дел.

Она наклонилась ко мне и тихо сказала: "Ты в курсе, что приезжает босс?"

Я кивнул и спросил по-русски, обводя стол рукой:

— Это твои друзья, Крис?

— О, да, — с гордостью пояснила Крис. — Это все мои друзья. Художники, поэты, писатели и публицисты. Все они, как цветы на асфальте, выросли в последние годы большевистского режима и окрепли в борьбе с КГБ.

— О, — сказал я, — значит это железные бойцы. Толя, — обратился я к Зайкину. — Ты ветеран тайной войны!

— В натуре, — пьяно засмеялся Зайкин. — Именно мы пробили первую брешь в стене тоталитаризма и приняли на себя весь огонь. Правду я говорю, Джерри?

— Истинную правду, — согласился я.

Всех этих "нонконформистов" КГБ явно и в темную пыталась использовать против нас, навязывая нам свои примитивные игры. Но мы повернули эту игру в свое русло, сделав ее смертельной. Но, как говорится, пусть эти люди умрут со знанием выполненного долга. Чего стоят одни бульдозерные выставки! Никто уже не узнает, для чего они организовывались. Я лично никаких мемуаров писать не намерен, а Андропов уже на том свете.

— Вы американец? — спросил меня сидевший напротив бородач с умными, живыми глазами.

— Я папуас, — ответил я, чувствуя, что пьянею.

— Познакомься, — вмешалась Крис. — Это очень сейчас известный историк и публицист. Зовут его Яков. А фамилию мне никак не запомнить.

— Можно просто Яша, — улыбнулся бородач.

— А я просто Джерри, — представился я. — Очень люблю историков. Чуть сам им не стал, но никак не мог одолеть латынь.

— Зачем историку латынь? — удивился Яша.

— В самом деле — зачем? — согласился я. — Убедите в этом профессоров Йельского университета. Я вам буду очень благодарен.

Зайкин совсем опьянел. Двое каких-то почитателей потащили его в туалет, а оттуда на такси доставят домой. Все как в старые времена. Если ты нормальный человек, то ты никогда не станешь настоящим художником или поэтом. "И разведчиком", — подумал я. Наверное, поэтому все ЦРУ набито "маргиналами", с которыми с трудом управляются отставные адмиралы и подающие надежды политики.

Но, может быть, именно поэтому мы и выигрываем постоянно, поскольку со стороны выглядим дураками.

— Давайте выпьем, — предложил я, наливая себе водки.

Крис с удивлением взглянула на меня, улыбнувшись уголками губ.

— За победу демократии! — провозгласил историк, опустошая рюмку одним глотком по русской традиции.

Я сделал несколько глотков. Все-таки очень жесткий напиток. Виски приятнее. Любой русский искренне оскорбится, услышав подобное. Независимо от убеждений.

— Как живется вам, историкам, в условиях демократии? — поинтересовался я.

— Ваша американская привычка пить, не закусывая, меня приводит в экстаз, — сознался историк. — Вы уже выпили почти полбутылки и ничего не съели. Если бы вы были шпионом, вас бы сразу разоблачили.