Беспредельщик

Алекс тут же вскакивает и исчезает в темноте. Я поднимаюсь неуклюже на ноги, опираюсь на холодный бетон, чтобы встать. После взрыва в голове немного помутилось. Телохранитель проверил, что у Костика под курткой, как ему велели… Наверное, оба погибли. Алекс пошел разбираться с Захаровым. Вспомнив, что где-то там, в машине, моя дочь, шатаясь, я выхожу из-за гаража.

Уцелевшая фара внедорожника бьет светом. Вторую разворотило осколком. Я прикрываюсь рукой, напряженно рассматривая, что происходит после взрыва… и понимаю: все не так, как я думала. Костик обвис, но что с ним — не вижу. Охранник жив… Темный силуэт Беспредельщика замахивается на него, но я теряю интерес…

— Мама!

Детский крик доносится издалека. Он сводит меня с ума.

— Полина!

— Мама!

— Не ходи сюда! — ору я. — Оставайся на месте! Жди меня, я тебя найду!

Свет яркий, он словно колпаком накрыл участок перед гаражом, но за его пределами тьма непроницаема. Я не вижу, что происходит на дороге. Захарова я не вижу тоже.

Интуиция тянет в темноту. Воображение заполняют страшные — и, к сожалению, вполне реальные картинки: Толя ушел, я не знаю, успел он забрать документы или их вовсе не было у Костика, но сбежал, сейчас займет место во второй машине и навсегда увезет мою дочь…

Я бросаюсь в темноту прежде, чем успеваю подумать.

Бегу по дороге, оглядываясь. Внедорожник с Полинкой не стал подъезжать близко. Это была страховка Толи. Все жду, когда увижу на обочине джип с потушенными фарами, а его нет и кажется, что он уже увез Полинку и я слышала последний ее крик.

— Полина! — ору я.

Я не надеюсь на Беспредельщика — он дерется с охранником, когда каждая минута на счету. Ни на что не надеюсь, просто бегу, веря, что успею. Я не знаю, что буду делать, если догоню их и наткнусь на Толю. Наверное, брошусь на него, как тигрица.

Их нет. Просто нет.

Я добегаю до поворота и останавливаюсь, вглядываясь в ночную степь. Неприятная догадка пронзает меня, когда я слышу звук двигателя. Он доносится сзади и я оборачиваюсь в тот момент, когда Толя включает фары. Свет ударяет в лицо, я делаю шаг в сторону, чтобы уйти на обочину, но спотыкаюсь, ничего не видя, и падаю в пыль.

Машину спрятали на одном из съездов. Неподалеку от места, где были мы — иначе я бы не услышала крика дочери. Я прошла мимо нее.

Я пытаюсь ползти, цепляясь за сухую траву. Из-за яркого света тени становятся длинными. Внедорожник вот-вот налетит на меня, меня прекрасно видно на дороге, а он даже не пытается тормозить. За рулем Толя. Не удалось перерезать мне горло, так он меня размажет.

Когда я понимаю, что машина не остановится, сжимаюсь в комок. Мне хочется стать меньше, словно это поможет. Всего лишь рефлекс. Меня накрывает светом, тени исчезают совсем.

Мне становится не страшно. Я закрываюсь рукой, полуслепая, и ничего не чувствую, кроме сожалений.

Я его ненавижу.

Захарова. Ненавижу так сильно, что скриплю зубами. С губ сами срываются слова — я проклинаю его, выплескивая из души токсичный яд. Эта ненависть копилась годами за каждый поступок, слово, которыми он ранил меня. С мужчинами, которых не любила, но жила, так происходит. Эта ненависть сильнее здравого рассудка.

— Будь ты проклят! — я об одном сожалею, что он не услышит.

Через световую завесу пробивается чужеродный голубоватый свет. Я слышу знакомый звук двигателя, низкий, поэтому слышный за другими шумами. «Мустанг» обходит его справа, вырываясь вперед. Как тогда на бетонке, Алекс выкручивает руль и в пол топит газ.

Машину заносит боком. Передний бампер внедорожника она ловит в левый борт. Они сталкиваются с мощным звуком раздираемого металла. Ревут двигатели. Джип по инерции несет вперед и, кажется, газ он не сбрасывает. «Мустанг» ниже: его сминает, корежит, но это непреодолимая преграда — он останавливает собой внедорожник.

Я кричу, но за скрежетом не слышно мой крик. Ночь разрезает звук сигнала — кто-то упал на руль. Они оба не пристегивались. Когда машины останавливаются, из них никто не появляется. Онемевшая от боли и предчувствия, на неживых ногах я бреду к джипу. Корпусы машин потрескивают. В холодном степном воздухе я чувствую исходящее от них тепло, когда прохожу мимо. Я не замечаю силуэта Беспредельщика за рулем, не смотрю на Толю. Моя цель — заднее сиденье джипа. Надеюсь, он высадил ее…

Задняя дверь приоткрывается.

— Мама! — на дорогу спрыгивает Полина.

Я сбрасываю оцепенение, хватаю ее и крепко прижимаю к себе. Падаю на колени, ощущая горячую слезу на ледяной коже. Мне не хочется ее отпускать, даже когда я слышу скрип двери. Беспредельщик вышибает поврежденную дверь ногой и с трудом выбирается на дорогу.

Его шатает, он опирается на крышу «мустанга», чтобы не упасть. Находит меня безумным взглядом. Свет покореженной, но не разбитой фары падает ему на лицо.

— Ника… — выдыхает он, словно не был уверен, что я не погибла под колесами.

Алекс обходит разбитые машины и вытаскивает Толю из-за руля. Он жив и даже в сознании, но дезориентирован. Стоять не может — Алекс держит его. С резким выдохом он бьет Захарова кулаком в лицо. Я прижимаю Полинку, чтобы она не смотрела.