Бесприютный

— Нет-с! Помилуйте, Федр Василич-с! Зачем же-с? А как у нас, по нашим окрестностям, нет настоящих господ… Самим вам это довольно даже известно-с… Но заместо тово в Москве у нас всегда тебе папиросу дают… Извольте, говорят, вам господин мастер, папиросу, — верно-с! Потому больше все в долг отпущали… Мы вот к чему-с!..

— Ну так ты, выходит дело, и пей!..

— А за это мы вам благодарны… Вот как, — одно слово!.. Мы тоже, сударь, наслышаны об вашей простоте, — обратился молодец с своим глубоким поклоном в мою сторону, несмотря на то что стакан подносил ему майор, а вовсе не я.

Все наше так нечаянно собравшееся общество глубоко увлеклось переноской постороннего деда под его собственную кровлю. Майор кричал ребятишкам:

— Подхватывай, подхватывай его под голову-то! Ах, пострелы вы этакие! Не видют, как она у него под гору завалилась! За што же я вас гостинцами всякими угощал?

— Да што, дяденька, — плаксиво отвечали ребятенки, совсем уже бросая порученную их попечению голову. — Ты лучше к голове сам приступись, а мы за ноги будем… А то он тут-то кусается… За палец меня тяпнул сейчас…

После этой переноски, у нас сделалось еще веселее. Ребятишки начали приставлять, как большие в гостях бывают, что они там делают, — с умильными рожицами просили денег на гостинцы, — друг перед другом разбалтывали семейные тайны; а майор, балуясь с ними, в то же время говорил мне, положивши свои руки на мои колени:

— Нет, ты гляди, што у нас за ребята! У нас ребята — вор! С чево? А отцов у них нет, — вот с чево! Ха! Мы тоже, брат, кое-что понимаем, — не лыком шиты… Вот они теперича говорят: дед дурак. А кто их этому выучил? Можешь ты об этом понимать? Нужда выучила!.. Отцы все живут кое в Питере, а кое в Москве, — пишут оттуда женам: «Ежели в случае чего, избави тебя господи!.. Лучше тебе живой в могилу зарыться!..» Пописывают так-то, а сами по пяти годов в погребах в московских торгуют, в услужениях в разных живут, в трактирах… И выходит такое дело, што бабы без мужьев смертной тоской тоскуют; девок без ребят тоже одурь берет; а тут жандары пришли к нам, всякий гулящий народ идет… Вот они беспутные ребятишки-то у нас и рожаются…

— Н-ну только пошли ты, друг сердечный, мне, старичку, еще кое за чем, — потому старичку тошно разговаривать об этом паскудстве… Давай, — добегу…

— Куда ты тепель пойдешь, дедуска? — говорит какой-то мальчуган, устремивши в деда черные любопытные глазки. — Ты пьян теперь. Меня лучше пошли, — я тебе живо скомандую.

— Уж тебе-то и скомандовать! — спорит другой, более взрослый малыш. — Ты вот штанишки-то поскорее учись подвязывать… Ха, ха, ха! А то тоже за вином идти хочет.

— Меня мама завсегда посылает. Дяденьки, какие ежели у нас бывают, тоже смеются надо мной, — говорят: действуй, Мишутка, в кабак, — тебя не обманут… Не таковский!

— Добрые ведь; а чему с самого малолетства обучаются от этого гулящего народа — беда! — лаская ребятишек, жалуется мне старик. — Из люльки прямо — марш в кабак! На всякий соблаз, на воровство, на буянство на всякое. Ох, ребята, ребята! Жаль мне вас, — до смерти жаль, а поделать с вами ничего не могу… Ничего нет у деда, — обеднял дед!..

Старик наклонился к моему уху и зашептал:

— Вот я у тебя пальто вижу. В залишке оно у тебя и ни к чему тебе не пригодно. Отдай ты его вот этому ребеночку. Какую рацею я тебе доложу! У добрых людей у иных от ней сердца обмирали. Семь человек их — вот этаких великанов — в доме живут — и хозяйством заправляет этакая ли старуха! Узнаешь, — засмеешься!.. Одиннадцати, брат, годов, — вот в какую старость пришла! Кажись бы этим воробьятам колеть нужно, — нет, живут. Истинно господь бережет, потому соседи любезные точно что свои руки к ихним головенкам сиротским любят прикладывать: даже пухнут у них головенки-то!.. Хе, хе, хе! дай пальтишечко-то, — я снесу хозяйке, старушке-то божьей… Она всю семью им обернет. Голубь мой! Не зазри ты старика, што старик по какой-нибудь корысти орудует…

А отчего гнездо в раззор пошло? Вот отчего; муж жене пишет из Москвы: «Дошли как до нас слушки насчет ваших негодных делов, то мы объясняем вам, что шоссейному вахтеру этому головы на плечах не сносить и вам тож…» Мужик спыльчивый, — все знали. Замотали соседи головушками, — думают: как это у них пойдет? Очень это антиресно! Но только вахтер, наслышамшись про мужицкую правду, со страху запился и сбежал куда-то… За ним и бабенка укатила. А мужик словно угорелый прибежал на деревню — кричит: «Где, где они, идолы? Уж отыщу же я их!» Да вот четвертый год все и отыскивает… Отдай пальтишечко-то, — не жалей! Тебе господь за это сторицей…

— Ах, как это мы щедры на чужое добро! — вдруг налетел на нас, как снег на голову, содержатель постоялого двора с своим полуснисходительным, полунасмешливым языком. — Это он насчет чего, ваше благородие, лепортует? Насчет помоги? Можно! Ну, майор, вынимай — и мы вынем… Ха, ха, ха!

Хозяин достал из штанов длинный кожаный кошель, начал им трясти перед глазами вдруг почему-то обробевших ребятишек и говорил сконфуженному майору: