Фаусти оставили следы моей крови в переулке, но они также оставили следы, ведущие к Гудзону. Я не хотел, чтобы меня нашли, и я знал, что именно сюда этот человек приведет меня в следующий раз — когда он перерезал мне горло, он прошептал мне на ухо: —
Он слишком много говорил, когда пытался перерезать мне горло.
Детективы квалифицировали наши дела, мое и Анжелины, убийствами, но после того, как ни одна улика не указала на убийц, дело закрыли, а ящик с уликами опечатали.
Да, они не слишком-то и старались. Даже если бы они и постарались, они бы никогда не нашли меня. Я был призраком, как некоторые называли меня.
Скарпоне чувствовали давление этого призрака. Когда среднего размера подсказки стали слишком скучными для меня, я начал подкидывать им подсказки побольше, те, которые могли бы привести их немного ближе. Я хотел трахнуть их головы, прежде чем отрубить.
В попытке убедить другие семьи, что это не они, Скарпоне подняли топор войны, убивая своих людей и забирая украденные грузы, они связали это с одним человеком.
Мной.
Человеком, которого они не знали. Человеком, который, ни с того ни с сего, начал топтать их тропы. Конечно, Артуро никогда не упоминал Витторио Лупо Скарпоне в разговоре с другими семьями. Если он это сделает, то Артуро станет неуравновешенным, а последнее, чего он хотел, — это чтобы его назвали сумасшедшим, если только дело не дойдет до насилия.
Видеть призраков? Поверить, что сын, которого ты убил, воскрес из мертвых? Да, это не очень хорошо для бизнеса.
Так что я оказался под ударом. На меня обрушивались удары со всех сторон, но через пару месяцев другие семьи двинулись дальше, убежденные, что виноваты Скарпоне, так как не нашлось ни одного человека, который хотел бы начать войну.
Однако Скарпоне не сдавались. Они были полны решимости выкурить меня, заставить показать свое лицо или развеять мой гребаный прах по ветру. За каждый объект моего имущества, которое они поджигали или взрывали, я делал то же самое с двумя объектами, находящимися в их собственности. А их поставки краденого? Пропадали. Пропадали. Пропадали. Так и не прибыли. Затем, через несколько дней, некоторые из их вещей всплывали со дна Гудзона.
Я никогда не видел, чтобы Ахилл плакал, даже после смерти своего сына, пока не пропали наркотики на миллионы долларов. Я видел его в доках, он разговаривал с наемным мастером, дергал его за волосы, крутился, проклинал небо.
Его идеальная жизнь взрывалась изнутри, и он ничего не мог сделать, чтобы остановить это.
Со времени нашего медового месяца прошли месяцы, и я потерял значительную сумму имущества и денег, но это было ничто по сравнению с полученным мной вознаграждением, которое не имело никакого отношения к
Скарпоне во главе с Королем Нью-Йорка и его безумным сыном Джокером.
По улицам ходили слухи, что семьи, которые первоначально решили помочь им выкурить меня, человека, которого никто из них не мог найти, на самом деле ушли, потому что хотели уничтожить семью Скарпоне. Их готовность помочь была военной тактикой. Сначала они согласились, но потом ушли в надежде, что я уберу Скарпоне. Полностью.
Еще немного времени, и весь Нью-Йорк будет мне должен.
Движение заставило меня поднять глаза. Какая-то тень подползла ближе к окну верхнего этажа и выглянула наружу. У Артуро было два волка-гибрида в качестве домашних животных, и они даже не потрудились отвести взгляд от своих угощений. Они лежали у моих ног, слизывая кровь с бифштексов, которые я им принес. Я управлял его домом, даже его собаками.
Когда я стоял под окном Артуро, облаченный во все черное, он не мог видеть меня, но зато я мог видеть его. Я даже слышал, как его жена, светловолосая красотка с фальшивыми сиськами, разговаривала с ним. Она тоже вошла в ресторан. И его жена была чертовски хороша. Она была глупее мешка, набитого кирпичами. Неудивительно, что она родила Джокера, когда ей было всего семнадцать.