Беспринципный (ЛП)

— Он такой же красивый, как и его папа.

Я обернулся и увидел, что моя жена пристально смотрит на нас. Она спала, но после одиннадцати часов родов выглядела очень хорошо.… совершенно обновленной. Кем-то, кого я никогда раньше не встречал. Она была мягкой снаружи, достаточно податливой, чтобы родить сына, но ее душа была душой королевы-воительницы. Она была женщиной, которая обрела нерушимую веру, силу, неведомую даже самому сильному мужчине на земле. Ее плоть и кости могли сгибаться, могли ломаться, но ее душа была несгибаемой, несокрушимой.

Только эта женщина показала мне, что я мужчина. Пот все еще покрывал мою кожу и одежду от степени интенсивности всего этого.

— Он тоже будет таким же большим, как его папа. — Марипоса поморщилась. — Он серьезно ранил мою Уни.

Я рассмеялся, а мой сын моргнул, зевая.

— Оставь воспоминания на потом, когда он подрастет, когда ты не захочешь, чтобы он делал что-то, чего ты не хочешь чтобы он делал. — Я пожал плечами. — Дав почувствовать ему вкус вины.

Она улыбнулась усталой улыбкой, но солнце осветило все ее лицо. Она выглядела такой здоровой. Живой. Марипоса похлопала по кровати и раскрыла объятия.

— Ближе. Я хочу, чтобы вы оба были ближе.

Медсестры продолжали приходить, желая забрать его, но мы оба отказывались. После того, что случилось с моей женой, я хотел, чтобы моя семья была как можно ближе ко мне. Шанс отпустить его на несколько часов не стоил того.

Марипоса взяла у меня Саверио, прижала его к своей груди, вдыхая его волосы, как воздух. У него их было так много, что мы могли их расчесывать. Я ухмыльнулся и провел по ним руками, заставляя их встать дыбом.

— Капо, — прошептала она.

Мне потребовалось мгновение, чтобы взглянуть на нее. Было трудно не смотреть на него. Интересно, смогу ли я когда-нибудь остановиться?

— Марипоса, — я наклонился и поцеловал ее в лоб. Она закрыла глаза, но ее лицо не было полностью спокойным. У нее было что-то на уме. — Используй все слова.

Она кивнула. Она открыла глаза. Потеребила одеяло.

— Я собиралась простить его, понимаешь? Бруно. Прямо перед тем, как я ушла под воду. Я чувствовала, что должна была. Но я не могла. Прямо перед тем как я сделала свой последний вдох… Я не смогла. Я могла бы простить его за то, что он убил меня, но не его. — Она прижала Саверио к груди, прижалась губами к его головке. — Я не смогла бы простить ему то, что он убил моего ребенка.

Ее слова были твердыми, но для моих ушей жуткими, как будто ее мать говорила через нее. Мария простила меня, но не простила бы, если бы я причинил боль ее дочери. В мои намерения не входило причинять вред Марипосе — я был полон решимости спасти ее. Поэтому Мария простила меня за то, что я лишил ее жизни без малейшей дрожи в голосе.

Я погладил Марипосу по щеке большим пальцем.

— Ты была создана для этого. Для него. Ты убьешь ради него. Умрешь за него.

— Как и я была создана для тебя, — ее голос был мягким, и она отказывалась смотреть на меня. Моя жена поправила ему волосы. — Ты умер за меня. Ты убивал ради меня. Ты любишь меня, нас, это, за пределами того, что ты можешь понять. Вот почему он здесь, почему он наш, потому что ты любил нас настолько, что пожертвовал всем ради этого момента.

Марипоса посмотрела на меня, встретилась со мной взглядом и коснулась моего горла.

— Я люблю тебя, Капо. Я всегда буду любить тебя. Ты со мной во всем этом навсегда.

Я взял руку моей бабочки и поднес к губам, целуя пульс дольше обычного.

Она усмехнулась.

— Più delle parole, mio marito, — прошептала она по-итальянски. Больше, чем слова, муж мой. Потом она начала напевать, глядя на нашего сына.

В дверь постучали. Марипоса даже не потрудилась поднять глаза. Она была невероятно уставшей и уже давно влюбленной в ребенка на руках — она была безумно счастлива.

Вскоре после рождения Саверио я выставил нашу семью за дверь. Марипоса нуждалась в отдыхе, а мне нужно было время, чтобы изучить его черты, не деля его ни с кем, когда одна из женщин схватила его за руку. Так что я понятия не имел, кто это может быть — может быть, одна из медсестер, но они обычно стучали, а потом входили.

Кили, Кэш Келли и Малыш Хэрри стояли по другую сторону двери. У Кили в руках были подарки.

Я прищурился, воззрившись на двух мужчин, когда Кили пронеслась мимо меня, направляясь прямо к Марипосе и Саверио.

Хэрри кивнул мне.

— Ты не возражаешь, если… — он кивнул в сторону моей жены.

Когда он спросил, Марипоса подняла глаза. Кили уже обняла Саверио, корча ему рожи, но тоже подняла глаза. Все взгляды были устремлены на меня.

Я кивнул, но ничего не сказал. Он думал, что между нами все улеглось после того, как я спас его сестру, но он всегда будет ходить по тонкому льду в отношениях со мной. Он все еще был влюблен в мою жену, даже после того, как проявил некоторый интерес к моей кузине Джиджи.

Кэш стоял в дверях, не входя.

— У тебя найдется свободная минутка, Маккиавелло?

Я повернулся к Марипосе. Она закусила губу, сжимая одеяла, прикрывающие ее ноги, ее взгляд был настороженным. Ей не нравилось, что Кэш был здесь.