Беспризорная кошка

Борис Житков Беспризорная кошка

БОРИС ЖИТКОВ

Рисунки Н. Афанасьевой

Б. С. ЖИТКОВ (1882–1938)

Борис Степанович Житков родился в Новгороде, в революционно настроенной семье. Отец его был преподавателем математики, а мать — пианисткой. Житкову было восемь лет, когда семья переехала в Одессу. Вот здесь он навсегда полюбил море. Впоследствии Борис Степанович овладел многими морскими профессиями — был и рыбаком, и штурманом парусного судна, и кораблестроителем. И всё это воплотилось в цикле рассказов «Морские истории».

Много повидал за свою жизнь писатель: и ледоход, и буран, и наводнение, и шторм. Часто ездил по России, бывал в далёких странах. И обо всём написал различные рассказы, которые объединены одним названием: «Что бывало». Самое главное в этих рассказах — человек в минуту опасности, когда требуется храбрость, смекалка, ловкость для того, чтобы победить.

Борис Степанович Житков очень любил животных, знал их повадки. Во многих своих произведениях он пишет о животных, которых ему довелось повидать и знать, рассказы так и называются: «Про волка», «Про обезьянку», «Мангуста», «Беспризорная кошка».

Рассказы «Белый домик», «Беспризорная кошка» и «Мангуста» и составили эту книжечку.

БЕЛЫЙ ДОМИК

Мы жили на берегу моря, и у моего папы была хорошая лодка с парусами.

Я отлично умел на ней ходить — и на вёслах и под парусами. И всё равно одного меня папа никогда в море не пускал. А мне было двенадцать лет.

Вот раз мы с, сестрой Ниной узнали, что отец на два дня уезжает из дому, и затеяли уйти на шлюпке на ту сторону, а на той стороне залива стоял очень хорошенький домик, беленький, с красной крышей… А кругом домика росла рощица. Мы там никогда не были и думали, что там очень хорошо. Наверно, живут добрые старик со старушкой. А Нина говорит, что непременно у них собачка, и тоже добрая. А старики, наверно, простоквашу едят, и нам обрадуются, и простокваши дадут.

И вот мы стали копить хлеб и собирать бутылки для воды — в море-то ведь вода солёная, а вдруг в пути пить захочется.

Вот отец вечером уехал, а мы сейчас же налили в бутылки воды, потихоньку от мамы, а то спросит — зачем, и тогда всё пропало.

Чуть только рассвело, мы с Ниной тихонько вылезли из окошка, взяли с собой наш хлеб и бутылки в шлюпку. Я поставил паруса, и мы вышли в море.

Я сидел, как капитан, а Нина меня слушалась, как матрос.

Ветер был лёгонький, и волны были маленькие, и у нас с Ниной выходило, будто мы на большом корабле, у нас есть запасы воды и пищи и мы идём в другую страну. Я правил прямо на домик с красной крышей. Потом я велел сестре готовить завтрак. Она наломала меленько хлеба и откупорила бутылку с водой.

Она всё сидела на дне шлюпки, а тут как встала, чтобы мне подать, да как глянула назад, на наш берег, — так закричала, что я даже вздрогнул:

— Ой, наш дом еле видно! — и хотела реветь.

Я сказал:

— Рёва, зато старичков домик близко.

Она поглядела вперёд и ещё хуже закричала:

— И старичков домик далеко, нисколько мы не подъехали, а от нашего дома уехали!

Она стала реветь, а я назло стал есть хлеб как ни в чём не бывало. Она ревела, а я приговаривал:

— Хочешь назад — прыгай за борт и плыви домой, а я иду к старичкам.

Потом она попила из бутылки и заснула. А я всё сижу у руля, и ветер не меняется и ровно дует.

Шлюпка идёт гладко, и за кормой вода журчит.

Солнце уже высоко стояло.

И вот я вижу, что мы совсем близко уж подходим к тому берегу и домик хорошо виден. Вот пусть теперь Нина проснётся да глянет — вот обрадуется!

Я глядел, где там собачка. Но ни собачки, ни старичков видно не было.

Вдруг шлюпка споткнулась, стала и наклонилась набок. Я скорей опустил парус, чтобы совсем не опрокинуться. Нина вскочила. Спросонья не знала, где она, и глядела, вытаращив глаза.

Я сказал:

— В песок ткнулись. Сели на мель. Сейчас я спихну. А вон домик.