Ираклий пожал плечами и полез в ларец. Рус хочет проверить, не обманывают ли его… Князь бережно принял из рук доместика пергамент, тщательно рассмотрел золотую печать, пробежал глазами текст, после чего сунул хрисовул за пояс.
– Э-э! – возмутился Ираклий. – Мне велели отдать его только взамен.
Рус кивнул и расстегнул пояс с саблей. Бросив их на стол, потащил через голову рубаху. Под ней оказалась еще одна – с более короткими рукавами и без ворота. Тело князя поверх нее было обмотано свитком. Рус распустил стягивавшие пергамент ремешки и выложил его на стол.
«Вот что у него топорщилось под рубахой! – подумал Ираклий. – А я думал: кольчуга!»
Сходив к ларцу, он принес первую часть свитка, расстелил ее на столе, прижав кинжалом, затем придвинул тот, что принес князь. Края пергаментов совпали по разрезу. Ираклий раскатал свиток руса до стержня и внимательно осмотрел место крепления. Оно было давним. Свежих следов клея, неизбежных, если бы кто-то вырезал из свитка кусок, не наблюдалось. Князь вел себя честно.
Ираклий бережно смотал пергаменты и спрятал их в ларец. Теперь даже в случае поражения ему есть, что предъявить. Алексий заключил замечательную сделку!
Пока Ираклий возился со свитками, князь успел одеться и даже спрятать хрисовул.
– Вина? – предложил доместик.
Князь покачал головой.
– Не стоит напиваться перед битвой.
Ираклий нахмурился. Рус отказывается с ним выпить? Считает недостойным?
– Между прочим, – сказал сердито, – я могу позвать воинов, и они отберут у тебя хрисовул. И мне плевать, что ты после этого улетишь! Я верну пергамент императору вкупе с тем свитком, – доместик кивнул на ларец, – и меня наградят.
– Ты не сделаешь этого, – сказал рус.
– Почему?
– Только глупец отказывается от победы. Она даст тебе больше, чем какие-то свитки. Ведь так?
«Дьявол!» – подумал Ираклий. Рус ударил по больному месту. Ираклий служил не одно десятилетие, но успешных битв за ним не числилось. Оборона крепостей, неспешное выдавливание врагов из захваченных земель, осада городов – это все было. Но чтоб одержать победу в прямом столкновении с врагом… Рим разучился так воевать.
– Хайре, великий доместик! Сделай, как договорились!
Князь повернулся и вышел. Алексий устремился следом.
– Подожди! – остановил его Ираклий.
– Я должен быть с русом! – возразил протоспафарий.
– Догонишь!
Ираклий, заложив руки за спину, прошелся вдоль стола. Алексий ждал, отступив в сторону.
– Давно знаешь князя?
– Менее года.
– Сколько на его счету выигранных битв?
– Я знаю о трех.
– А лет ему сколько?
– Двадцать семь.
«Когда рус успел? – удивился Ираклий. – Хотя… Бывший раб, расчищавший дорогу к княжьему престолу. Варвар…»
Если русу нужен хрисовул, пусть забирает, решил доместик. Это противоречит интересам Рима, но Ираклию плевать. Он доместик, а не логофет дрома, политика не его забота. Можно издать эдикт, отменяющий жалованную грамоту, или еще чего. В Константинополе правит Андроник, прожженный интриган, воевавший за трон с покойным Мануилом. Ему такие дела – тьфу! Не это сейчас главное. Рус прав: победа нужна – как басилевсу, так и доместику. Андронику – чтоб показать себя защитником Рима, Ираклию – для сохранения должности. В случае удачи Ираклия ждет небывалый триумф. А нет, так корабли наготове. Убежать успеет.
Ираклий знаком отпустил Алексия и кликнул слугу. Выпить за удачу все же следовало.
Танкред привстал на стременах, окидывая взглядом поле. Греки решились на битву: подножие холма щетинилось копьями их войска. Ряды панцирной пехоты, турмы
[39]катафрактов по краям. Древнее римское построение. Пехота принимает на себя главный удар, конница с флангов окружает противника; оказавшись в кольце, тот сдается или гибнет. Tertium non datur [40]. Глупцы! На дворе конец двенадцатого века. Канули в Лету легионы императоров и пешие когорты, составленные из бывших крестьян. На поле битвы вышла неудержимая рыцарская конница. Кичливые греки этого никак не поймут.Танкред поморщился. Куда с большим удовольствием он сидел бы сейчас за пиршественным столом. В Фессалониках они взяли богатую добычу: золото, серебро, ткани, вино, еда, женщины… Воины пировали и развлекались. Тащили из храмов драгоценную утварь, обдирали иконы и ломали богослужебные сосуды, танцевали и горланили, перепив выдержанных церковных вин. Танкред не мешал: зачем? Он и сам не отставал – пировал и улучшал местную породу. Вчера как раз притащили черноволосую красавицу. Та пряталась в подвале со дня падения города, но горбоносый Хильдебрандт сочную бабу и в пустыне отыщет. Нюхом, что ли, чует? Эту полапал, но не попортил – подарил сюзерену. Знал, что тот любит девственниц. Представ перед графом, гречанка упала на колени. Умоляла, целовала сапоги, причитая, что греки такие же христиане, как и они, а Господь запретил обижать братьев по вере… Дура! Это кого обижать нельзя? Схизматиков? Еретиков, отринувших догмы Святой католической церкви? Да и где тут обида, если бить он ее не собирался, а даже как бы наоборот?..