Беспросветная духовность. Последний трамвай.

Пока еще не поздно, снова достаю проигрыватель размером с компакт-кассету и, вращая механическое колесико, выбираю на маленьком монохромном экранчике произвольный режим воспроизведения. Звучит сыгранный одновременно, и на гитаре, и на фортепиано аккорд – унылый бубнеж города разлетается на мелкие осколки. Следом начинает отмерять ритм ворчание зацикленного на трех тактах мощного мотоциклетного мотора, работающего на холостых оборотах. Поехали!

Come with me

Into the trees

We lay on the grass

And let hours pass…

Они-то уж явно не люди, эти нестареющие ребята из Бэсилдона: создавать из обрезков повседневности и мертвых синтезированных звуков музыку, не подверженную влиянию времени. А их тексты? Они как будто видят жизнь откуда-то со стороны. Точно, упыри! Сказал, а сам поморщился. Как только нас не обзывают: вурдалаки, упыри, нежити, стригои, заложные. А вот интересно, что сказали бы про человечество коровы, свиньи и прочая, поедаемая ими живность если бы умели говорить? А какие непотребства эти нерадивые потомки Адама вытворяют с планетой? Людишки сколько угодно могут придумывать для нас оскорбительные прозвища, чтобы самим выглядеть белыми и пушистыми. Но это ничего не изменит в их сути. С другой стороны, чего на них обижаться-то: никто же не злится на скот, когда тот гадит там, где ест. И к тому же, в отличие от них мы, вампиры, зачастую оставляем источник своего пропитания в живых.

Если посмотреть с философской точки зрения, то вампиризм – это скорее про второй шанс. По какой-то причине мы стали для бога здесь ненужными, а тот, другой, нас подобрал. Надо сказать, что многие эту возможность не упустили. Среди детей ночи много не только прославившихся на эстрадном поприще, но также встречаются персоны, достигшие значительных успехов в науке и искусстве, технике, информационных технологиях, да и просто обладатели недюжинного ума. Именно мы подарили человечеству множество открытий и изобретений, создали шедевры, по своей красоте приписываемые к искре божией.

Пока я так стоял и размышлял, прошла, кажется, целая вечность. И вот уже в наушниках закончился невероятно цеплючий проигрыш, отзвучали последние слова, оставив меня снова наедине с затухающим рокотом двухцилиндрового мотора.

Сверкая намытыми боками, к остановке, той, что у кромки проезжей части, подполз синий городской автобус и разинул стеклянные двери, приглашая в свое пластмассовое чрево пассажиров. Проигрыватель выбрал на жестком диске очередной трек: «Угасает новый рассвет» – без шансов на радость, но музыка классная до невозможного. К примитивному ритму, отбиваемому на простейшей ударной установке, подключается такой же сырой бас, а чуточку погодя к этому экспрессивно пульсирующему дуэту присоединяется дребезжащая гитара. Обыватели, тем временем, перекочевали в салон транспортного средства. Я опомнившись за мгновение до того как двери автобуса захлопнутся, рискуя выдать свою сущность, в один прыжок пересекаю две полуразложившиеся рельсовые колеи и приземляюсь на подножке. Ждать больше нет смысла, ведь последний трамвай прошел здесь вечность назад.

«Ха-ам!» – гаркнул чей-то голос, вламываясь через монотонный подернутый безразличием голос Яна Кертиса: видимо, мое неожиданное появление перепугало какую-то бабку. «Да кому ты нужна!» – подумал я, направляясь в головную часть автобуса.

Оплатив у водителя проезд несколькими железками с вонючим латунным покрытием, пристраиваюсь лицом к окну в центе салона.

I've walked on water, run through fire

Can't seem to feel it anymore

It was me, waiting for me

Hoping for something more

На залапанной поверхности стекла по замызганным фасадам частного сектора, распластавшегося на противоположной обочине дороги, вместе со мной через город плывет полупрозрачный, почти ускользающий, образ: молодой человек с тощим белесым лицом, обрамленным вызывающе длинными каштановыми волосами. Мы смотрим друг на друга одинаково пустыми бездушными серыми глазами.

Me, seeing me this time

Hoping for something else

Надеюсь… Но разве мне положено? Ведь надежда – это удел смертных. Вероятно, все дело в том, на что уповаешь. «Уж точно, ни на что хорошее», – с заговорщицкой ухмылкой отвечаю сам себе. На мгновение, вынырнув из своих мыслей, блуждающих между нот коды мрачной песни, открываю черный кожаный рюкзачок и внимательно проверяю его содержимое. В невидимом списке еще раз отмечаю: все ли на месте? Все! Убедившись, что ничего не упустил, утягиваю тесьму на горловине и запахиваю сумку. Провожу рукой по матовой дубленой поверхности. Интересно, у вещей из кожи есть душа? Ну, хотя бы частичка? Если да, то у моего рюкзака она человеческая.