Беспутный лорд

— Фэншоу, заткнись и делай, что тебе говорят. И принеси мне бокал портвейна, мне необходимо опохмелиться.

Кларисса нетерпеливо расхаживала по небольшой гостиной, теряя постепенно уверенность перед встречей, по мере того, как шли минуты. Письмо Кита явилось шоком. Перечитывая его вновь и вновь, она с изумлением решила, что это чья-то нелепая злая шутка. Но постепенно стала догадываться, причина его появления прояснилась, и она с растущим негодованием поняла, что есть единственное объяснение этому и ответ кроется рядом, в ее доме. Допрос, учиненный ею Амалии и матери, был жестким и скорым.

Слезы, истерика матери, топанье ногами Амалии, которая объясняла свои действия угрозой пожизненного заключения матери. Потом сделала попытку обрисовать радужную картину их благополучия, если Кларисса согласится на покровительство Кита. Но Кларисса была настроена решительно, чтобы прекратить их вмешательство в ее личную жизнь раз и навсегда. Она нанесла ответный удар. И эта угроза подействовала — она расскажет Эдварду всю правду, и тот, узнав о таком неблаговидном, даже подлом поступке Амалии, бросит ее. И эта угроза заставила Амалию отступить. После этого было легче убедить мать, чтобы она молчала, и что все наладится и без помощи Кита.

Она провела ужасную бессонную ночь, мучительно размышляя, что он теперь думает о ней, потому что ее мать и сестра подтвердили все его сомнения и те обвинения, которые он высказывал ей. И не могла написать ничего в ответ, чтобы оправдать их поступок. Ничем нельзя было исправить ужасное письмо, написанное мамой под диктовку Амалии… Она должна увидеться с ним, принести извинения и убедить, что она не имеет к письму никакого отношения. Но это была трудная и почти невыполнимая задача.

Она тщательно продумала наряд, выбрав костюм из бледно-голубой шерсти и темно-синюю пелерину. Наемная карета доставила ее на Гросвенор-сквер около полудня. Она прождала почти час после того, как дворецкий предупредил, как ей показалось, довольно высокомерно, что его лордство не может принять ее сразу. В ответ на вежливую, но настоятельную просьбу дворецкого покинуть дом и прийти в более подходящее время она только высоко подняла голову, сверкнула зелеными глазами и осталась. И теперь, завершая очередной круг по комнате, она гадала, почему он так долго не выходит.

Наконец, двери распахнулись, и появился Кит. За час он успел привести себя в более или менее приличный вид, но был мрачен и холодно смерил ее взглядом.

Сердце у нее упало, когда она увидела его — таким красивым, таким великолепным он ей показался. Но хмурая складка у бровей, мрачный взгляд и глаза с непроницаемым блеском не обещали ничего хорошего. Рот сжат в прямую линию, никакого следа от его знакомой усмешки.

— Итак, Кларисса. Вы явились, хотя не хотели меня больше видеть. — Он закрыл двери и, не сводя глаз с ее лица, подошел ближе.

Вблизи стали заметны усталые складки около рта, озабоченно сдвинутые брови, и она даже спрятала руку за спину, чтобы побороть искушение разгладить кончиками пальцев хмурый лоб.

— Доброе утро, милорд. Я прошу прощения за вторжение. И хочу вас заверить, что у меня и в мыслях не было добиваться встречи с вами вновь. Я пришла, чтобы разрешить возникшую неловкую и двусмысленную ситуацию, связанную с письмом моей матери. Я не знала ни о письме, ни о его содержании и клянусь в этом.

Опять ее штучки. Только он сегодня не настроен на игры.

— Ради бога, женщина, хватит лгать. — Ледяной тон, непочтительность обращения указывали на прорвавшийся гнев. — Я не думаю, что слышал от вас хоть единое слово правды за все время, как мы встретились. Вы все подстроили, расставили сети и влезли в мою жизнь, сделав приманкой свое соблазнительное тело. И вместо того чтобы признать, что я разгадал цель, с которой вы ко мне явились впервые, и принять мое предложение, вы выкрутились и придумали новый трюк.

Он стал расхаживать по комнате, с трудом сдерживаясь. Кларисса стояла посреди комнаты с таким растерянным и виноватым видом и выглядела такой уязвимой, что могла тронуть даже каменное сердце. Огромные зеленые глаза были полны боли, она прикусила нижнюю полную губку белыми зубами, как будто не желала дать вырваться крику. Но он не должен и не станет больше поддаваться этой неподражаемой игре.

— Я думал, что, пробыв со мной несколько дней, вы поняли, как я ценю прямодушие и откровенность. И вы получили бы все, что хотели, попросив меня прямо, а не через вашу мать, мне казалось, вы, по крайней мере, хоть это поняли.

Она не могла найти слов в оправдание и только слушала со страданием на лице его обвинения — результат действий ее сестры и матери. Они разрушили все. И с каждым его словом ее сердце все сильнее холодело и сжималось от боли.